Онлайн книга «Крестоповал. Зловещий детдом»
– Почему так думаешь? – напрягся Рык. – Понимаешь, после смерти человека, как правило, его родственники еще долго, а иногда и до конца жизни, живут в состоянии стресса, – сопоставляя все факты, стал рассуждать Матвей. – А если речь идет о детях, то это просто вечная боль… – Хочешь сказать, они сами, – Рык не договорил. – Нет, ты что? – Матвей замотал головой. – Таким способом уходить из жизни – безумие. Да и вообще, – Матвей пожал плечами, – им было ради кого жить. Сам говоришь, внук остался. Просто мысли с утра до вечера заняты одним и тем же. Человек становится рассеянным, забывчивым. Вот что-то и оставили включенным… – Ты сможешь это проверить? – Рык испытующе уставился ему в глаза. – А куда же я денусь? – развел руками Матвей. – Только хотелось бы с братом Ткача самому пообщаться. – Я передам, – Рык встал. – Они сейчас в области. Решают вопрос усыновления. – В смысле? – не сразу понял, о чем речь, Матвей. – Племянника, – уточнил Рык. – Сына Ткача хотят забрать. – Но так это дело не одного дня, – удивился Матвей. – Они пока собираются найти, где он. Ведь никто ничего не знает… * * * За полчаса езды по запруженным машинами улицам Колган изрядно понервничал. Он не любил быть в качестве пассажира. А если за рулем была женщина, это тяготило его вдвойне. Нет, Васильева водила машину неплохо, однако Колган не любил от кого-то зависеть. Ему как никому известно, как хрупка человеческая жизнь и как тонка грань между ней и смертью. Колгана охватывало беспокойство, когда она перестраивалась из ряда в ряд, обгоняла попутные машины, выезжала на полосу, рядом с которой была полоса встречного движения. Он напрягал ноги, когда Васильева на мгновенье позже, чем ему казалось, начинала тормозить перед препятствием. Колган стал ловить себя на мысли, что с каждым разом эти чувства острее. Он не мог понять, что это: признак трусости или развившаяся осторожность? Наконец Ирина Станиславовна свернула на стоянку и медленно покатила между рядами машин, ища свободное место. – Вот «бэха» выезжает! – воскликнул Колган, подавшись в направлении выезжавшего «БМВ». Копившийся доро́гой страх вдруг вырвался наружу странным облегченьем. – Господи! – вздрогнула Васильева. – Ты зачем пугаешь? – Это у тебя нервы, – констатировал он и откинулся на спинку кожаного сиденья. Ирина Станиславовна въехала на освободившееся место, заглушила двигатель и посмотрела на Колгана: – Когда пойдешь? – А она точно уже здесь? – он наклонился и посмотрел на переливающуюся зелеными огнями вывеску. – Точнее некуда. – Васильева отстегнула ремень и показала назад: – Видишь, красного цвета «Мазда»? – Это ее? – Колган развернулся на сиденье. – Неплохо живет главный специалист-эксперт Департамента защиты прав детей! – Кто на что учился, – Васильева толкнула дверцу. – Сдается мне, что мой вклад в ее благополучие самый большой, – проговорил Колган, задумчиво глядя перед собой. – Ты так и не ответил на мой вопрос, – напомнила она. – Через какое время тебя ждать? – Звякни мне на трубу, – попросил Колган. – Я и выйду. – Что сказать? – продолжала она забрасывать его глупыми вопросами. «Неужели нельзя самой придумать? – разозлился он, глядя перед собой. – И почему, оказавшись рядом со мной, она перестает думать сама? Хочет показать, будто мое мнение для нее важно? Как бы не так!» – Что угодно, я пойму, – подавив в себе желание съязвить, отмахнулся Колган. – Кстати, надо было мне заранее выйти. – Окна выходят на другую сторону, – успокоила она его и вышла. Васильева шагнула через порог зала и встала. В образе брутального мужчины рядом тут же возник метрдотель. – Добрый вечер! – Здравствуйте, – глядя ему в глаза, кивнула она. – Меня здесь должны ждать… Трухаева Лариса Георгиевна сидела за столиком у стены. Статная дама с цепким нервным взглядом и нездоровым румянцем на щеках тоже увидела Ирину Станиславовну и улыбнулась. – Давно ждете? – опускаясь на услужливо выдвинутый официантом стул, спросила Васильева. – Сама только подъехала, – грудным голосом ответила Труха. – Эти пробки – что-то невообразимое. Я на работу приезжаю такая уставшая, словно ночь у станка отстояла. «Как будто ты знаешь, что такое станок, – разглядывая появившееся на пальчике Трухи новое колечко, думала Васильева. – В школе ни дня не проработала! Да что там в школе? Весь твой опыт работы с детьми-то – один сезон в должности пионервожатой». Труха не скрывала, что не питает к детям симпатии и никогда не хотела их иметь. Поэтому был парадоксальным тот факт, что у нее имелась дочь. Оксану Васильева знала. Она была полной противоположностью волевой и решительной мамаше, которая для достижения своей цели была готова идти по головам. Правда, до определенного времени. На фоне набиравшей обороты борьбы с коррупцией и участившихся «посадок» разного рода чиновников ее пыл неожиданно стал спадать. Впрочем, это стало заметно во всех сферах. Вся страна, население которой поголовно привыкло воровать, вдруг стала медленно впадать в странную апатию. Васильева познакомилась с Трухой в конце девяностых. Тогда еще инспектор областного отдела образования, она приехала к ней в детский дом с проверкой. Причем визит высокой гостьи был связан с чрезвычайным происшествием – был вскрыт факт серьезного преступления. Это с точки зрения закона. А с точки зрения директора Васильевой, ничего особенного. Разве принуждала она девочек оказывать секс-услуги нуворишам? Ни в коем разе. А вот то, что часть денег они по праву передавали ей, так как иначе? Она ведь не на себя их тратила, а на этих же девочек. Ну конечно, не все, но ведь и зарплаты-то ведь какие были. Разве проживешь? Вот и приходилось крутиться. Где на подрядчиках сэкономишь, где на продуктах… А по-другому разве стала бы она там работать? Вон, Галка, подруга институтская. Как Советский Союз по швам начал расползаться, она из воспитателей ушла в бизнес. Сначала с сумками моталась по заграницам, потом небольшой лоток открыла. А теперь? Пять бутиков и свое ателье. Вон она как жизнь обернулась. А вот Ирина Станиславовна работу не бросила. Из кожи лезла, чтобы у детей как дома все было. За это и поплатилась. Правда, Труха ее тогда от тюрьмы отмазала. Но во сколько это обошлось?! – Что? – встрепенулась Васильева, ощутив прикосновение к обратной стороне ладони холодных кончиков пальцев Трухи и поймав себя на мысли, что держит перед собой меню. – Ах да! Труха удивленно улыбнулась: – Ты меня настораживаешь. – Минуту! – спохватилась Васильева, размышляя, как выйти из создавшегося положения, и лихорадочно ища в перечне блюд подсказку. – Вот! Сижу и думаю, телятина по-грузински, это как? |