
Онлайн книга «Принуждение к контакту»
Позади раздался победный крик – один из военных заметил беглеца, давал сигнал остальным. В деревья с глухим стуком вошли пули, одна резко дернула рукав, разрывая ткань. Громов как раз прыгнул в бурелом, когда услышал сзади душераздирающий рев боли. Он позволил себе бросить взгляд через плечо, успел увидеть, как вытянутую в его сторону руку с короткоствольным пистолетом-пулеметом резко притянуло к земле, впрессовывая и раздавливая кости и металл. Как растянулся на земле тот самый боец, который хотел ударить его ножом сзади. «Минус один», – злорадно подумал Руслан. Но радоваться было рано. Ослабевший организм быстро выдохся, ноги становились ватными, а в висках тяжелым «бум-бум» бился пульс. Еще немного – и он попросту упадет без сил. Подходи и бери тепленьким. Громов вновь сменил направление движения, чуть сбавил скорость, опасаясь влететь в ловушку. Потом и вовсе остановился, прислушиваясь. Преследователи отстали. По крайней мере он больше не слышал шума проламывающихся сквозь лес людей и стрельбы. – Уроды, – выдохнул Громов, разглядывая окровавленные руки. На привал Громов остановился возле перевернутого робота. Чем-то эта полянка понравилась ему, каким-то спокойствием и ощущением безопасности. Чувство это было ложным, но, за неимением другого, приходилось довольствоваться иллюзиями. И вот теперь, сидя на камне, Руслан полноценно отдыхал душой и телом. В желудке сыто лежала каша, ноги гудели, но уже меньше, чем пару дней назад. Он все еще жив и способен бороться. Что может быть сейчас более важным? – Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, – пробормотал Громов, смотря исподлобья на тусклый глаз робота. – Никакие они не сталкеры… Конечно, не сталкеры. Выправка военная, оружие армейское, даже рожи и те казенные. Вопрос в другом – насколько легально они здесь? И, судя по их реакции и методам работы, ответ казался более чем очевидным. Руслан допил последние капли теплой воды, облизнул губы. Вроде бы, если губы влажные, то жажда не так заметна. – Я так думаю, – рассудил вслух Руслан, обращаясь к роботу как к живому собеседнику, – что они не романтики ради прилетели сюда. И это не просто любители быстрого заработка, собирающие внеземные объекты вдоль периметра. Эти уж точно знали, куда и зачем летят. Верно? Робот ничего не ответил. – Верно, – утвердительно кивнул Громов. – Специально за «лампой» лезли. И еще контейнеры эти… Что в них? Уж точно не ягоды-грибы. И оружие для бесшумной стрельбы, таким простых «голубых касок» не снаряжают. Пилот поставил руки на камень за спиной и откинулся, выгнув ноющую поясницу. – Только вот какая теперь, к чертям, мне разница? – Пилот подмигнул роботу. – Мне бы день простоять да ночь продержаться. Кстати, про ночь… Пора идти. Он поднялся, шутливо откланялся роботу и пошагал к лагерю, стараясь успеть до стремительно наступающей темноты. * * * Кострище было раскидано, в центре черной угольной ямки лежала длинная ветка с частично оборванными листьями. Тут же валялся разбросанный хворост, который Громов аккуратно складывал накануне у входа в шалаш. Сам шалаш выглядел помято, в одной из стенок разошлись ветки. Пилот вытащил из ботинка нож, с тревогой осмотрел прилегающие кусты. Неужели тот, из малинника, приходил? Или, может, эти военные контрабандисты опередили? – Илья, – громким шепотом позвал Руслан. – Илья! В шалаше заелозило, он дернулся, словно кто-то изнутри задел тонкую стенку. – Илья, – позвал он громче, заглядывая в проем. – Ты здесь? – Нет, мля, ушел, – резко ответили из темноты, и Громов не сразу узнал голос ученого. – Куда я мог деться? – Фух, – успокоившись, выдохнул Руслан, плюхаясь на землю и втыкая рядом нож. – Я уж испугался… Чего тут за бардак-то? Ткачев не ответил. Громов смог разглядеть друга в глубине шалаша, сидящего у дальней стенки. Лишь темная фигура и блестящие глаза. – Чего случилось-то? – громче спросил Руслан. – Кто это все сделал? – Тебе не все равно? – прилетел холодный ответ. – Ты чего? – опешил Громов. – Что случилось, Илья? – Да ничего не случилось, Рус! – взорвался Ткачев. – Ничего ровным счетом не случилось, кроме того, что я парализованный инвалид, что у меня гниет спина, что моя жена пропала в этой треклятой Зоне. Вот что случилось, дорогой Руслан. Громов даже не нашелся что на это ответить. – Илья, у тебя жар? – лишь смог спросить он. – Давай я тебя посмотрю, повязку поменяю… – Да иди ты знаешь куда… со своей заботой! – Голос Ильи надрывно задрожал. – Это ты со своей заботой не даешь мне наконец сдохнуть! – Ты белены объелся, Илья? – повысил голос Руслан. – Что за чушь ты мелешь? – Ты ходил, искал Полину? – Конечно, ходил. – Что ты врешь? Я же видел, как ты в другую сторону уходил! – Илья… – Ты, наверное, в поселок ходил, в Маяк, да? – Тон Ткачева стал обличительным, победно-язвительным. – Наверное, нашел там немного еды, да? Конечно, ее же так мало осталось! Громов понял куда ведет этот разговор. Он предостерегающе воскликнул: – Илья, ты ерунду говоришь! – Ты ел сегодня? – хлопнул ладонью по земле ученый. – Скажи мне! Ты сегодня ел? Руслан молчал, широко раздувая ноздри от обиды. Но врать другу не мог. Как не мог и сказать вслух, что менее четырех часов назад наелся досыта. – Молчишь, – удовлетворенно прошипел Ткачев. – Я так и знал, Рус. Я так и знал. Ты всегда думал только о себе… А я вот сегодня жевал траву, дружище. Потому что кто-то сожрал мою порцию. Интересно, кто бы это мог быть? А, Рус? – Я оставил тебе все запасы еды! – не выдержал Руслан. – Я даже крохи твоей не взял! – Но еды-то нет! – рявкнул Илья. И тут же застонал, хватаясь за голову и сползая со скатки на землю. – Как это нет? – Громов разозлился не на шутку. Он вскочил, одним движением смел в сторону стенку шалаша и вошел под вышку. Опустился на колени и зашарил рукой возле Ильи. Тут, где-то тут он оставлял еду. Пайка оказалась под одной из веток, видимо, Илья сдвинул ее под стенку во сне. А потом передвинулся в сторону и уже не смог дотянуться рукой. – Это что? – Громов затряс перед прикрывающим руками лицо ученым свертком. – Это, твою мать, не еда? Руслан швырнул сверток на землю, вскочил и отошел в сторону, нервно расхаживая туда-сюда. После нескольких секунд напряженного молчания Ткачев сказал виновато: – Прости меня, Рус. Прости, дурака, погорячился. Ты пойми, я тут один целый день, с ума схожу. Еще и этот жар, голова как чугунная. Ничего не соображаю… Извини. |