Онлайн книга «Голыми глазами»
|
Тем временем в сбегающем по сопке приморском парке зажглись светляки огней и грянула с танцверанды музыка флотского оркестра. По заляпанным пятнами фонарей аллеям военные моряки в белых робах прогуливают подруг. Рыхлая масса гуляющих легко прорезается идущими встречь затянутыми в ремни патрулями. У нижнего конца парка, возле вытащенной на берег и обращенной в музей героической подлодки, обосновались играющие в мужчин молокососы-мотоциклисты в черных кожаных куртках. Не один час они толкутся на пятачке, покуривая, сплевывая на асфальт и гремя подвешенными на руль транзисторами, и вдруг разом срываются с места, всей толпой, и уносятся куда-то мимо дежурящих поодаль милицейских машин на своих ревущих «хондах», с длинноволосыми совсем юными приятельницами, как с ангелами за спиной. С подсвеченных неоновыми вывесками и светофорами пустеющих центральных улиц расходятся, садятся в автомобили и разъезжаются со своими женщинами штатские и военные из ресторанов, в распахнутые окна которых толчками выносит вместе с духотой обрывки последней музыки и звон собираемой посуды. А в портовой стороне кренящаяся друг к другу одинокая парочка взбирается по мощеной улице, соединяемая тяжким чемоданом. Дома его распакуют на полу и будут разбирать привезенные из загранки тряпки, а после бросят все раскиданным по столу и стульям, и прильнут, шепча, влекомые зовом плоти. Это уже в тот час, когда начнет проступать в предрассветном киселе амфитеатр поднявшихся над бухтой кварталов, с проснувшимися чайками, парящими вверху, и перекличкой незасыпающих пароходов внизу, на розовеющей воде Рога.Большой, головокружительный город. 9. Кайма на трубе. Горластые серые птицы репродукторов на белоснежных надстройках и мачтах утешают звуками маршей. С высокого борта в толпу на тверди причала серпантин, серпантин, серпантин.Пароходные проводы. Зычный голос гудка. Рейс обычный на Сахалин, Курилы, Камчатку. Возвращаются с материка отпускники. Корейцы-рабочие. Лотерейный везунчик с выигранным автомобилем, одуревший от счастья. Юная лейтенантская жена в слезах.Женщина-подросток всхлипывает, рот заслоняет букетом, лепечет свою беду: мужа перевели к китайской границе. Там два дома всего, и солдаты. Завтра ему уезжать. А ей обратно на Шикотан, с вещами ждать вызова много недель. Всего пять месяцев, как ее он на остров привез и они поженились.Вон и сам лейтенант на причале. Худощавый парнишка с ночной синевой под глазами. Чтобы видеть его, она забиралась все выше по железным ступенькам, и замерла у какой-то подъемной стрелы. Больше не сдерживая рыданий. Только рот заслоняя растрепанным желтым букетом.Теплоход отходил. И рвались разноцветные ленты. Ей на вид еще нет двадцати.Бронзовые волосы, завитые вчера в парикмахерской, раскрутились. Опадающий букет. Мокрое лицо повернуто в сторону отодвигающихся причалов.Часа через два я увидал ее снова, в компании чернявых парней, возле шлюпки. Они пили вино и смеялись. И букета не было в ее руках. 10.Путешествие в море прескучная вещь. Карта, расстеленная на столе и прижатая раковинами по углам, обещает иное, когда водишь пальцем по голубой воде, заходя на желто-коричневые острова. А тут белое крашеное железо. Пустая вода. Лотерейный автомобиль в пересохшем бассейне, и на палубе ни души. Только в баре тепло.Мне попалась хорошая книга. Я валялся в каюте и читал хронику странствий морских, полную удивительных описаний. После вышел на воздух, закутавшись в куртку. Судно шло, подрагивая под ногами, и во тьме не зажглось ни звезды. Только молочная дорога растекалась за кормой. Да справа дрожали архипелаги огней. Штурман сказал: «Пролив Лаперуза», — и дал мне бинокль. Я увидел гирлянды лампочек, как в праздник на московских мостах, над мокрыми палубами шхун и каких-то людей, ворочавших сети. Японцы ловили кальмаров. 11.Из облика южного Сахалина еще не стерлись японские черты. Некая аккуратность в природе, в отдельных постройках.На острове много корейцев. Давно перебрались из Страны чучхе по каким-то контрактам и возвращаться не думают. Подданства им не дают, но не гонят. В сахалинских туманах они умудряются вырастить овощи, и выносят на рынок. Зимой нанимаются на целлюлозные заводы. Плодят детей. А то доставляют хлопоты закону и отправляются в лагеря, откуда бегут целыми стаями. Бежавших редко находят.От японцев осталась игрушечная узкоколейка. Вьется меж сопок от Южно-Сахалинска до Холмска, то и дело ныряя в туннели. И угадать невозможно вид следующего распадка.Из красно-багрового мира въезжают вагончики в нестерпимо желтый. После в серый, над речкой. А там в летний – зеленый, коричневый, голубой. Из туннеля в туннель, стуча колесами по детской колее, открывая едущему новый игрушечный вид.Холмск. В узкой речной горловине рыбоводный завод. Речка забита горбушей. Так много ее, что выпрыгнувшая из воды уже не может затиснуться в стаю и хлопает плоско по серым спинам других. Точно долгая нервная очередь за чем-то крайне нужным, простым. Иная, не дотерпев, выметывает прямо в толчее, и течение сносит ее в розовой пене икры обратно к морю, где ждут уже жирные чайки. |