
Онлайн книга «Носители совести»
– Ладно, скажите лучше вот что: вы знали о Круковском, почему тогда они ничего не слышали про вас? Богдан Владиленович, Шаллек, Алина и Ника считали себя единственными Носителями в Североморье. – Мы специально держались в тени. Чтобы не подвергать риску сразу всех. Дело в том, что нам действительно легче противостоять внешнему давлению, если мы соберемся вместе. Риск снижается очень сильно. Но он все-таки есть – и тому пример судьба группы Круковского. И, конечно, всегда остается шанс непоправимой катастрофы, вроде той, что случилась в тридцать девятом году. – Так это правда! – Да, это правда. И одновременно яркий показатель того, что может случиться со страной, если в ней погибнут все Носители. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы это повторилось. Мы собрались сегодня здесь, чтобы познакомится с вами обоими. Несмотря на риск. – Почему? – Видите ли, Арсений, – ответила зеленоглазая Вилана, – у нас сегодня большое событие. Ему было очень жаль их – все пятеро выглядели усталыми и измученными. Но одновременно он перед ними преклонялся. Они рискнули встать в круговую оборону против мерзости окружающего мира. – Радостных событий у нас немного, – взял слово Альберт Игнатьевич. В основном – горе и разочарование. Носители гибнут часто, Арсений, слишком часто. А новых почти не появляется. Нашей единственной надеждой остается Первородный Носитель, Семен Игнатович Редизар. Когда-то он очень помогал нам всем, да что там говорить – он был нашим проводником, знаменем. Он инициировал меня. – И меня, – сказала Вилана. – И меня тоже, – пробасил из своего угла Евсей. – Прямо перед развалом Империи он пропал. Исчез на пятнадцать лет. – Нет, он не исчез, – произнес Арсений медленно. – Он умер. – Как умер?! – Откуда вы знаете?! С холодком в груди, прекрасно понимая, что отнимает у них всех последнюю надежду на победу, на нормальную жизнь когда-нибудь в будущем, Арсений рассказал о своем посещении Национального военного госпиталя. Без шокирующих подробностей, но и ничего не приукрашивая. – …а утром мне позвонил врач и сказал, что Редизар скончался, не приходя в сознание. За столом повисло тяжелое молчание. Ксюха всхлипнула. Первым пришел в себя Альберт Игнатьевич: – Да, мы примерно так и думали. Боялись себе признаться, почти не говорили об этом, но каждый знал. Спасибо, что помогли найти Редизара. Он знал, что умирает, не мог больше жить, но все-таки держался, потому что ждал того, кому он сможет передать свой дар. В больнице, среди психопатов и циничных докторов, он не мог найти такого человека и потому продолжал цепляться за жизнь. И вот появились вы, Арсений. Мы следили за вами с тех пор, как только узнали, что вы получили дело Богдана. Судя по поступкам, вы теперь один из нас. А Вилана… она может чувствовать Носителей. – Да, – улыбнулась она. – Могу. Я целитель, Совесть врача, лучше всего я умею ставить диагнозы. В том числе и этот. Вы с нами, Арсений. Сегодня нас стало шестнадцать. Все Носители поднялись со своих мест, Арсений и Ксюха, подчинившись общему порыву, тоже встали. Альберт Игнатьевич протянул следователю руку: – Ну, здравствуй, Закон. Через три часа все Носители разъехались, оставив Ксюху с Арсением одних. Оставляя ему ключи от дома, мрачный Евсей крепко обнял за плечи, но ничего не сказал. Вилана коснулась рукой щеки, заметила: – Вы слишком измотаны, Арсений, отдохните день-другой на природе. А Альберт Игнатьевич, отозвав его в сторону, попросил: – Присмотрите за девочкой, ладно? Я очень волнуюсь за нее. – Я тоже. Очень сильно не хочется, чтобы с ней еще что-то случилось. И так натерпелась за эти дни. – Что ж, тогда я надеюсь на вас. Они уехали, и в доме стало тихо. Уставшая Ксюха пристроилась спать, а Арсений до вечера бродил по участку. Он никак не мог убедить себя, что достоин быть Носителем. Конечно, взяток он не брал, а дела старался вести по возможности честно, но все-таки… Наверняка, он совершил в своей жизни не один низкий поступок. Наверняка, кого-то обманывал из корысти, подставлял, пусть и по случайности… Не ошибся ли Редизар, передавая свой дар? «Что ж, Арсений Юльевич, похоже, тебе придется доказать, что он был прав». И еще. Он долго прислушивался к себе, пытаясь понять, нащупать то таинственное нечто, что делает его Носителем. Может, вот это неожиданно прорезавшееся чувство ответственности за Ксюху и есть ОНО? Или горечь за прежние дела, не доведенные до конца из-за давления сверху? Запоздалое раскаяние: ведь он поругался тогда с отцом, за день до перелета, из которого родители не вернулись? Он не заметил, как на поселок опустилась светлая северная ночь. Узкая прохладная ладошка коснулась его руки. – Арсений! Ты что здесь ходишь? Пойдем в дом. А то я проснулась – тебя нет… – Пойдем, – легко согласился он и не упустил возможности ее подколоть. – Вечно у вас так, то выгонят из дома, то зовут обратно… – Я тебя выгоняла? – удивилась Ксюха. – А кто же? Улеглась спать, шуметь нельзя, ходить нельзя, дышать тоже… вдруг разбужу? Ой, что будет! – Да ты прав. Плохо будет – я страшна во гневе. В доме было прохладно. Арсений прикрыл окно, оглянулся на девушку: – Ты не замерзла? Лето летом, но, по-моему, тут случился локальный колотун. – Есть немножко, – призналась Ксюха. – Камин погас, тогда я в плед завернулась и не чувствовала, что холодно. А сейчас – пробирает. – Что ж ты молчала? Сейчас все будет. Давай я еще чаю поставлю. А ты – вот что, позвони Инке. Небось, извелась вся. – Ой! Какая же я… Совсем забыла. Она бедная со вчерашнего дня не знает, что со мной. Глупая Ксюха! Глупая! – Вчера я звонил, наврал с три короба, но она хоть успокоилась. – Арсений, ты такой молодец! Спасибо! – Ну, так уж сразу и молодец? Он сходил за дровами, тяжеленным колуном кое-как настрогал щепок, вернулся в дом. Сложил пирамидку и разжег камин, краем уха прислушиваясь, как Ксюха заливается соловьем: – …да, да, у меня настроение лучше всех! Именно. Кто приезжал? Следователь. Да знаю, он сейчас рядом сидит. А то ты его не видела? Ой, Инка, не спрашивай лучше, я тебе потом расскажу. Арсений принес чайник, сахар и чашки, какие-то печенюшки, что нашлись на дальней полке продуктового шкафа. Кивнул Ксюхе на стол: налетай, мол. – …все, мне надо идти, Арсений чаем поит. Да. И я тебя целую. Все, пока. |