Онлайн книга «Обитель»
Осмотрев свои чёрные ноги, поскорей натянул штаны прямо на голое тело… подумал – и, встав возле раковины, вымыл с мылом пах – хоть так. Неприязненно подняв носки, перетряс их, постучал ими об стену, вывернул наизнанку и обратно, и всё-таки надел – пол был каменный. …Рубаха и кофта пришлись кстати: чистая одежда – в этом что-то есть… человеческое. Вытряхнул пиджак и не без труда влез в него, придерживая пальцами рукава кофты, чтоб не сползали. Завернул газету со своим шмотьём и снова выглянул. Галя уже была одна. Она слабо и с непонятной ещё надеждой улыбнулась Артёму, немного, как от близорукости, щурясь и скользя по нему глазами, словно опасаясь, что если задержаться хоть на чём-то взглядом – откроется что-то трудное, неприятное и больное. – Пойдём… – шёпотом позвала она. – Я вот – босой, – сказал он, постаравшись улыбнуться. Она озадаченно оглядела его ноги. – Найдётся обувь, – так же тихо сказала она. Галя и Артём – она впереди, он, хромая, следом – прошли в гримёрку – ту самую, где он когда-то был со Шлабуковским и Эйхманисом… У входа в гримёрку стоял дежурный – видимо, исполнял приказ Галины не запускать туда актёров и музыкантов. – Спасибо, – сказала Галина сухо. Дежурный не ответил, что Артёму показалось диковатым. На столе стояла бутыль молока и целое блюдо пирожков. Пока Галя закрывала дверь, он уже оказался там, где пахло луком, яйцами, капустой… Кажется, он помнил о том, что лучше бы есть медленней, но получилось так, что он жрал, не прожёвывая, – и заливал всё это молоком. Пока прожёвывал один пирожок, второй держал в руке и косился на блюдо: как бы они не разбежались. Молоко было тепловатым. Когда подошла Галя, Артём вдруг догадался, отчего собаки, которым вывалили мяса, рычат даже на хозяев – он поймал себя именно на побуждении зарычать, толкнуть чужого; просто было некогда. Артём так и не почувствовал, что утолил голод. Он только увидел, что пирожков больше нет и бутыль пуста. Он снова постарался улыбнуться Гале – снова не очень получилось. – Одичал там, – сказала она негромко и грустно и посмотрела на него чуть дольше. Артём облизнулся, вроде как пожал плечами – и безошибочно нашёл ту часть стены, что была особенно тепла – видимо, где-то с той стороны стены имелась печь. Он уселся прямо на пол и прижался спиной к почти ещё горячей поверхности. – Ещё минута, и я стану живой, – пообещал он, отчего-то не в силах поднять глаз на Галю и глядя ей на колени и живот; и добавил слово, которое вообще не очень любил и никогда не говорил. – Прости. Галя была в коротком осеннем пальто и длинной серой юбке, с несколькими грязными каплями на подоле, руки держала в карманах. – Тебя там били? Что с тобой? – спросила она тихо и присела рядом на корточки; это её движение – аккуратное и по-женски выверенное, очень красивое, вдруг сделавшее очень зримыми, хоть и оставшимися под юбкой, её колени, линию бедра, – оно, если и не вернуло Артёму ощущение возможности какой-то иной, мирной, не обещающей боли телесной жизни, то хотя бы напомнило о её существовании. Он поднял руку и пальцами, непослушными и растопыренными, как грабли, коснулся её колена. Галя быстро посмотрела на дверь: закрыла ли? – хотя именно этим очень добросовестно занималась меньше минуты назад. Артём убрал руку, таким же медленным движением: пронёс сквозь тёплый воздух свои пальцы, как лапу животного. – Я не могу тебя больше к себе в кабинет привести, – сказала Галя. – У меня и кабинета нет. – Как? – не понял Артём. Она быстро куснула себя за нижнюю губу и наконец позволила себе совсем долгий взгляд – глаза в глаза Артёму. – Ты любишь меня? – спросила она. Артём был не в состоянии сейчас осмыслить всё то, что стояло за этим вопросом, что предшествовало ему и что могло за ним последовать. Отвечать на него – после непрестанного полуобморочного холода, после колокольчика и сватовской улыбки полоумного чекиста, после кулёшика и голубиных рук подростка, после Афанасьева с оторванным чубом и Гракова, подвывающего на печке, после утреннего, поломанного и кривого тела владычки, его незакрывшегося глаза, после самого сна – заваленного мужиками, их смрадом, их пятками и хилыми задами, их костлявыми спинами и острыми коленями, после кислой, предназначенной не для кормления, а для умерщвления всего человеческого баландой, после воплей “Я пробовал человечину!” и “Я снасиловал сестру!”, после святого, который осыпался известковой пылью, после того, как Артёма убивали и случайно не добили несколько часов назад, – отвечать на вопрос было нечем: не находилось в языке такого слова. Артём не в силах был даже моргнуть в ответ. – Ты приезжала на Секирку? – спросил он. – Да, – с жаром ответила она. – Я была… Я сначала вообще не знала, где ты, и не могла никак узнать… Потом приехала, а там эта хамская свинья… – С колокольчиком? – С чем?.. А, да, у него колокольчик на столе, зам. начальника отделения Санников… Пришлось вернуться сюда, и… – А я знал это. Что ты приезжала… И что меня возьмут в духовой оркестр. – Откуда? Тебе сказал кто-то? – Нет, никто… не сказал. Почему у тебя нет своего кабинета? – Не важно, – сказала она. – Потом. Мне надо уезжать отсюда, понимаешь? – Она помолчала. – Позвонил Фёдор, – объяснила Галина. – И предупредил, что будет проверка… и на меня есть… документы и доносы. Мне тут нельзя быть. Я и сама это знаю. Может закончиться всё очень плохо. Что меня… не знаю… переведут из отдела в женбарак. Чёрт. Артём, блаженно прикипая спиной к стенке, спросил, совсем не обижаясь – зачем обижаться, когда так тепло и молока напился: – Ты меня привезла попрощаться, Галя? – Мы можем убежать, – сказала она твёрдо и с той бездумной остервенелостью, которая заменяет женщинам решительность. – Только надо сейчас же. В ноябре будет поздно – холода придут. Ты… в силах? Иначе тебя убьют здесь, Тёма. – Да, – ответил он, имея в виду, что – убьют. Выбирать ему было не из чего. – У тебя что, зуб болел? – спросил он, и если б руки его не были столь искривлены – он бы погладил её по щеке. Она провела двумя пальцами от скулы до своего красиво вырезанного подбородка. – Заметно? – спросила. Она была огорчена, что заметно. – Нет, – честно сказал Артём. * * * Галя велела идти ему в больничку, чтоб его осмотрел доктор Али, пообещала договориться. |