Онлайн книга «Обитель»
Опять раскрутил фляжку, снова выпил. Наконец ощутил что-то вроде укола в жилу на виске: пополз жар. На Галю не смотрел – вдруг ей не нравится то, чем он занят – тогда придётся чувствовать себя стеснённо, что-то делать для преодоления этого чувства. В отупелости, с заложенными ушами, ему стало почти хорошо. Чем меньше помнить, кто ты, как ты и куда ты, тем лучше. Вдвойне сложно помнить, когда ты этого и не знаешь. Мотор низко гудел, изредка меняя ноту. Или, быть может, Артём менял положение головы, ветер начинал обдувать его иначе – и тогда казалось, что мотор берёт ниже на полтона. Если прищурить глаза и постараться мыслить и чувствовать чем-то вроде собственной лобной кости, то мотор становится как бы насекомым, жужжащим над головой. Огромным, но всё-таки не опасным – скорее даже защищающим от какой-то ещё более жуткой опасности. Иногда это насекомое словно раскачивалось. Иногда заходило чуть вперёд. Но чем дальше, тем всё увереннее держалось ровно над лодкой. В море попалась полоса воды другого цвета – это, видимо, было встречное и очень быстрое течение. В полосе играли белухи. Услышав катер, не уплывали, но смотрели. Одна из белух пускала из спины струйку, как кит. – Поморы говорят, она детей на спине таскает, – неожиданно сказала Галя, чуть сбавив газа. – Покажет спину, – а там как котята сидят. Артём посмотрел на Галю: она была совершенно успокоенная и даже красивая – только эти её объёмы в кожаных одеждах мешали впечатлению. Он вдруг улыбнулся Гале и она ответила на его улыбку. Он жестом предложил ей рыбы, она, тоже молча, покрутила головой. Артём окунул хлеб в густую, на рыбе, кашу, которую намял пальцами в банке, и повозил там. Ещё четырежды повторил этот приём, напоследок рассмотрел банку и выбросил её за борт. Выставил руку и ловил брызги, время от времени вытирая руки друг о друга, а потом о куртку, а потом о штаны. Откинулся назад, глянул на небо – оно было томительное и грязное. Сгущалась где-то впереди мрачная, рваная синь, чтобы не пустить их никуда. – Обними меня, – попросила Галя. Она давно ждала этого. * * * – Смотрю на тебя – как будто ребёнка украла. Ты же ничего не умеешь, – сказала Галя. Артём не имел возможности ни пожать плечами, ни что-то изобразить лицом: они сидели рядом. “Ты зато до черта умеешь”, – подумал Артём; но в этом была и правда – она кое-что умела: уверенно вела катер и время от времени вынимала компас и карту, сверялась с ними. Компас он видел впервые. На катере ехал третий раз в жизни. Карт не понимал. – Откуда такой катер? – спросил он, отстранившись, глядя на бобровые нарукавники. Артём давно искал повод отодвинуться, ему было неудобно и снова наползла тоска. Странное чувство, впервые в жизни испытанное: так много ветра, так много простора, а душно, как под кирпичной стеной. Во рту тоже, неуместный здесь, вкус кирпича. Кирпича и рыбы. К тому же всё время хотелось оглянуться: не догоняет ли кто. Он время от времени оборачивался и до рези в глазах всматривался. А она – нет. – Ладно бы своего… – продолжала Галя, и Артём поначалу даже не понял, о чём речь. – Ты и стрелять, наверное, не умеешь? – спросила она. – Дай мне ещё спирта… Замёрзла… Ты мне показался таким сильным сначала. А что ты можешь? Что ты сидишь тут? “Может, утопить её?” – медленно и страдальчески думал Артём, изнывая от самого звука её голоса как от прострелов в простуженном ухе. Она старалась говорить громче, чтоб он различал её слова, – и в её старании было что-то ученическое, гимназическое. Они долго молчали. – Сначала хотела тебя на Лисий перевести, – отпив из фляжки, которую сама себе придвинула ногой, Артём так и не удосужился, начала рассказывать Галя, – но у твоего Крапина уже полный набор… – отпила ещё, и, не выдохнув, продолжила, отворачиваясь от ветра, – потом, думаю, в лазарет, к Али… Но он слишком многого хочет… Имелась ещё одна командировка – но там тоже можно было скоро околеть… В общем, узнала, что к годовщине революции ищут музыкантов и в оркестре недостача, перепечатала твою характеристику и подсунула её куда надо… Понял? Ты понял, чего мне это стоило? Артём неловко пересел на лавку посредине катера, лицом к ней. “Тут бы ещё трое поместилось, – подумал он, оглядываясь. – Надо было взять с собой кого-нибудь… Бурцева, Афанасьева, Василия Петровича. Они б её развеселили”. Поднял глаза, увидел в тягостном предвечернем полусвете, что она так и смотрит на него, ожидая ответа. “Чего тебе это стоило?” – спросил Артём молча, прямым взглядом, но она, похоже, не поняла. – Могу тебе сапоги почистить, – сказал он или его бес. Иногда Артём думал про себя, что и отца он убил не случайно, а нарочно, из окаянства. – Тва-а-арь, – протянула Галя и медленно взялась за кобуру. Артём почти равнодушно следил за её движением. Он догадывался, что она может застрелить, и наверняка это несколько раз делала; или хотя бы раз. – Стрельни в меня, сбрось за борт, и домой, – сказал он. – На спектакль в театр успеешь как раз. А сам видел под лавкой топор и знал, что если она всё-таки достанет свой наган, то… Галя молчала, не сводя с него глаз. Мотор работал негромко, тоже словно выжидая. – Ожил наконец, – сказала Галя, вроде как с неприязнью, но что-то ещё было в её голосе, – …жалко, не вижу глаз твоих крапчатых, зелёных. Ты знаешь, что если в море тонешь, то вода, когда в глаза попадает, из голубой становится зелёной?.. Вот такими же ты глазами смотрел, когда я к Горшкову зашла – ни страха в них, ничего, сидишь и ждёшь. Так некоторые бесстрашные собаки смотрят, пока их убивают. Только у них редко зелёные глаза попадаются… Посмотрела тогда на тебя и решила, что спасу. Может, и сама спасусь. Уехали вроде бы уже далеко – начало вечереть, но секирский маяк так и светил вслед, мразь, не отлипал. Казалось, что пока он виден – их держат, словно на длинной леске, и в любую минуту повлекут назад, радуясь улову. Сбить бы его. – Я бы отмолил тебя, если б… – сказал Артём безо всякой патетики в голосе, не сводя глаз с маяка. Она кивнула. Она тоже ни во что не верила. – А катер, – сказала Галя, отвечая на давно заданный вопрос, – заключённые сделали. Не мастера, а просто… волшебники. Фёдор хотел с ними наладить производство скоростных катеров, но это всё дорого стало бы: лагерю ж мало денег переводят… К катеру этому доступ имеют только четыре человека. Меня Фёдор вписал давно ещё в список… И эти олухи не заметили. Я нарочно катер не трогала, чтоб никто внимание не обратил на то, что я на нём могу ходить куда захочу. Тут же все доносы пишут друг на друга – сразу бы написали… |