Онлайн книга «Держатель Знака»
— Отпуск? О, тут Саша Черный еще… Люблю все-таки. «На скамейке в Александровском саду Котелок склонился к шляпке с какаду. „Значит, завтра, меблированные „Русь“? Шляпка вздрогнула и пискнула: «Боюсь“. А тут что… Г-м, я этого и не читал… Отпуск на двое суток. Динка, я миллионер… Двое суток… Мне, правда, поплохело вчера малость на боевом, что называется, посту… Кувырнулся со стула в кабинете начальства. Перенапряг вышел… Здорово, да? — Здорово. Олег, нам надо с тобой поговорить. — А мы чем занимаемся? По-моему, так как раз говорим, а не что-нибудь другое, г-м? Кстати, как ты насчет другого? — Олег, я серьезно. — Я тоже серьезно. — Олег стряхнул пепел на пол и с удовольствием затянулся: казалось, ничто не могло перебить его кошачье довольного настроения. — А уж серьезнее того, что Петерс расщедрился на два дня, ничего быть не может. Вся твоя серьезность по сравнению с этим фактом блекнет. Правда, иди сюда — один примерный мальчик хотел бы поиграть во-он с той хорошей девочкой. — Доигрались уже! — Динка, ты чего? — Олька рывком приподнялся на локте. — Тебя какая муха укусила? — У меня… Я беременна. — Вот так номер! — Олька присвистнул. — Ты точно знаешь? — Точно… — Погоди, — швырнув окурок на пол, Олька начал крутить новую самокрутку. — Погоди, погоди… Дина Ивченко сидела на стуле посреди комнаты, с ожиданием глядя на Ольку, который, поднявшись наконец с койки, с сосредоточенным лицом заходил по комнате. Это продолжалось минуты три, затем Олькино лицо неожиданно прояснилось. — Нашел! Не куксись, все нормально. Есть один старикашка доктор, двое сыновей в добровольческой. Сегодня же отправляюсь в гости, увешанный винтовками и пулеметными лентами, напоминаю старикану, что он пока еще заложник, — сделает все в лучшем виде, можешь не волноваться. — Да… конечно. Слушай, а обязательно это — к доктору? — А как ты еще от него избавишься? — А может — не избавляться? Знаешь, я сама не пойму, что со мной такое… Ты не думай, я прекрасно понимаю, что это только нелепая обуза, но мне почему-то не хочется избавляться… Не знаю я почему. — Ерунда. Ты просто трусишь боли, вот и выдумываешь. Все равно ничего не поделаешь, потерпишь. — Нет, я не боли боюсь! — Дина вскочила, глядя Ольке в лицо. — Нет! Я и сама так думала… раньше. А теперь… понимаешь, ты пойми, он же от тебя… — Полагаю, что от меня. Ну а дальше? — Он же — живой… Нехорошо как-то… Я чувствую — он живой. — Ты что, с ума сошла?! — Олька с гневным изумлением в лице тряхнул Дину за плечи. — Ты что — дура?! Ведь это все равно что котенка утопить! От меня… Живой… Надо же такое заладить!.. Еще мне церковные догмы приведи — нехорошо! Грех! Подумать страшно! Может, нам с тобой обвенчаться, пока не поздно? Вот она где полезла — буржуазная психология! Неплохо рассуждаешь… Ну надо ведь — попалась как дура, хотя избавиться от этого котенка — вопрос получаса! Развела… Ты — коммунистка и нужный работник, ясно? Как бы тебя ни тянуло к обгаженным пеленкам, у тебя есть и кое-какие другие незначительные делишки. Словом — выкинь эту блажь из головы, а с доктором я сегодня все улажу, даже если мне придется в его квартиру пулемет втаскивать. 47
— Так… Глаза — серые… Волосы — темно-русые. Рост высокий? — Довольно-таки… Не длинный, но высокий. — Особые приметы какие-нибудь есть? «А все-таки здорово Динку занесло. Не ожидал, что эта ерунда ее так зацепит. Ну да ладно — побесится немного и перестанет. Не барышня, в конце концов». — Особые… — Васька Зайцев, гордый тем, что их серьезно слушают старшие товарищи в ЧК, наморщил нос. — Есть, пожалуй! Во-первых — хромает. — Хромает? — Не очень заметно. Припадает на правую ногу. — Хромает… ладно. Все? — Ну еще… Вот еще — он в перчатках. Куртка — чертовой кожи, а перчатки, ну… такие… фасонистые. — Лайковые коричневые?! — Коричневые. — Мать твою перемать… А головой вот так не делает? — Олька резким движением вскинул подбородок. — Точно! Он самый! Ничто не могло укрыться от этого лихого чекиста: ему только приметы назвали, а он уже определил кто. — М-да… Знакомства, однако, у вашего директора те еще. Ладно, ребята: обещал я вам в свое время, что займемся этим вашим Алферовым. Вот оно, пожалуй, и пришло. А теперь — валяйте по домам! И ждите перемен, причем — не только между уроками. 48
«…ДОРОГИМ ДРУЗЬЯМ… ЗДЕСЬ РАБОТАЮТ В КОНТАКТЕ ТРИ ПОЛИТИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ… В „НАЦ“ ВСЕ ПРЕЖНИЕ ЛЮДИ… ВСЕ МЫ ПОКА ЖИВЫ И ПОДДЕРЖИВАЕМ БОДРОСТЬ В ДРУГИХ… В МОСКВЕ ЕЩЕ НЕСКОЛЬКО ПРОВАЛОВ ТАМОШНЕЙ ВОЕННОЙ ОРГАНИЗАЦИИ… МЫ ВЗЯЛИСЬ ЗА ОБЪЕДИНЕНИЕ ВСЕХ ВОЕННО-ТЕХНИЧЕСКИХ И ДРУГИХ ПОДСОБНЫХ ОРГАНИЗАЦИЙ ПОД СВОИМ РУКОВОДСТВОМ И КОНТРОЛЕМ РАСХОДОВАНИЯ СРЕДСТВ, И ЭТА РАБОТА ПРО-ДВИ-НУЛАСЬ УЖЕ ДАЛЕКО…» [46] 49
Обыском в квартире у Алферова руководили Аванесов и Фомин, круглоголовый молодой человек с большими темно-карими глазами и непропорционально маленьким безвольным подбородком. Начавшийся около полуночи, обыск в три часа ночи был в полном разгаре. Работали тщательно — выворачивали подозрительные половицы, распарывали или прощупывали обивку мебели, драпировки, обои, проглядели даже испещренную кляксами стопку ученических тетрадей, оказавшуюся на письменном столе между чернильницей и тяжелым мраморным пресс-папье. Петров, начинающий чекист, рыжий заводской парень, еще не вполне освоившийся со спецификой работы и не без некоторой робости косящийся на бесконечные ряды переплетов с золотым тиснением на уходящих под потолок книжных полках, осторожно положил тетради на прежнее место. «Робеет парень, — усмехнулся Аванесов. — Академическая атмосфера нагоняет почтение: все эти ряды книг, массивные письменные принадлежности вроде этого пресс-папье… А любопытное пресс-папье». Он решительно шагнул к письменному столу и взялся за пресс-папье: оно легко развинчивалось. Сняв верхнюю мраморную плитку, он извлек листок папиросной бумаги, исписанный бисерным почерком. Алферов, до этого не терявший спокойствия, неожиданно побледнел. — Фамилии, — произнес кто-то из столпившихся вокруг Аванесова с его находкой чекистов. — Да, перечень фамилий. Из спальни показался Фомин с небольшой записной книжкой в зеленом кожаном переплете в руках. |