Онлайн книга «Держатель Знака»
С оружием Сережа давно уже привык почти не расставаться, даже во время сна, особенно во время сна… — Руки вверх, Абардышев! Олька вскочил, выхватывая наган: пуля ударила о паркет, когда сидевший с ним рядом за столом Казаров с силой перехватил в последнюю секунду его руку. Схватка была недолгой: через несколько минут Олькины руки были стянуты за спиной бельевой веревкой. — Садитесь. — Некрасов, еще тяжело дыша, кивком показал Абардышеву на стул. Олька, усмехнувшись, сел. Обернувшись к Тутти, Некрасов увидел все еще застывший в ее широко раскрытых глазах ужас. Ужас этот был вызван не тем, что на ее глазах только что разыгралась потасовка со стрельбой, нет! Свой, назвавший пароль, больше часу болтавший с ней в гостиной, игравший для нее на гитаре, оказался чужим, врагом… — Иди к себе, Таня, — мягко произнес Некрасов. Он только в исключительных случаях называл ее Таней. Тутти вышла. — Владимир, на всякий случай привяжите еще руки к спинке стула. Вы знаете этого человека, прапорщик, кто он? — Я хорошо знаю этого человека, г-н штабс-капитан. Это сотрудник Чрезвычайки Олег Абардышев. — Приятная встреча, Сережка. — Не я ее искал. — Искал ее я. И, грех обижаться, добился своего, правда, несколько в ином виде, чем представлялось. — Значит — Абардышев… Мне, разумеется, знакома Ваша фамилия. И Вы, разумеется, отказываетесь давать показания. — Вы действительно обо мне слышали, г-н Некрасов. — Что же… и без Ваших показаний ясно, что Ваш визит может означать только одно — провал Шидловского. По счастью, у Шидловского были адреса только пяти конспиративных квартир. Но эта была очень выгодна. — Некрасов, расхаживающий по комнате, остановился. — Господа офицеры! В нашем распоряжении имеется часа полтора, может быть — больше, но рисковать нельзя. Г-н подпоручик, Вы отправляетесь сейчас вместе с mademoiselle Баскаковой. На всякий случай пройдите по второму этажу к черному ходу первого подъезда и выйдите там. Вы, г-н поручик, выйдете парадным ходом первого подъезда. Ждите меня у рынка. На несколько минут в квартире воцарилась суета поспешных сборов: рассовывались по карманам бумаги, чертежи, планы… Что-то поспешно сжигалось. — Что же, г-н прапорщик. Я сейчас выйду черным ходом третьего подъезда и отправлюсь вместе с поручиком по подозрительным явкам. Вы же, ровно через пять минут после моего ухода, разберетесь с агентом, да, ваш наган не подходит — и так уже была стрельба, возьмите. — Некрасов перекинул Сереже небольшой пистолет. — Выйдете третьим подъездом через парадное. Встречаемся у Владимира Ялмаровича, Большая Спасская, двадцать семь. Все! Юрий вышел из комнаты. На выражение Сережиного лица он не обратил внимания, вероятнее всего — он даже не заметил этого выражения. Приказ был дан. 58
…Дверь черного хода захлопнулась за Некрасовым. Сережа медленно повернулся к Абардышеву. — На твоем месте я бы тебя сейчас шлепнул без всяких угрызений совести, — проговорил Олька твердо. — Смотри на это проще, Сережка. — Я не хочу тебя убивать, — Сережа подошел к Абардышеву и, вытащив из кармана перочинный нож, перерезал веревку на его скрученных за спинкой стула руках. — Иди. — Не торопись. Ты знаешь, — Олька с видимым удовольствием разминал онемевшие руки, но не поднимался со стула, — куда ты сейчас хочешь меня отпустить? — Нет. — Отсюда я отправлюсь только в Чека. И, может статься, не далее чем к утру мы с тобой поменяемся местами. Оставляя мне жизнь, ты очень рискуешь. — Я привык. — Привыкни убивать. — Не могу, Олька. Уходи, слышишь? Твоя совесть чиста — ты меня предупредил. — Подумай еще. — Эта квартира все равно провалилась — через несколько минут здесь никого не будет, даже меня. Прежде чем ты свяжешься со своими приятелями, я буду уже в другом и пока безопасном месте. «Большая Спасская, двадцать семь… Да, это у Владимира Ялмаровича… А ведь Олька слышал, как Некрасов назвал адрес!» Сережа вздрогнул: глаза его встретились со спокойными Олькиными глазами, и он понял, что Абардышев угадал его мысль. — Видишь, я был прав. Я мог бы сейчас воспользоваться твоим благородством, но это было бы бесчестно. Надо уметь чисто проигрывать. — Олька казался очень спокоен. — Олька, я не хочу тебя убивать. — Сережа нервно поигрывал пистолетом. — Я знаю, ты — человек чести. Поклянись мне, что ты забудешь этот адрес. Этого будет довольно, чтобы я тебя отпустил. Иди в Чеку, пытайся меня найти по всему городу — только поклянись забыть этот адрес! С пистолетом в руке Сережа стоял в нескольких шагах от сидящего Ольки. — Не могу, Сережка. Прости, но если ты отпустишь меня, оперотряд через час будет на Большой Спасской. Ничего не поделаешь, придется тебе меня все-таки шлепнуть. — Да. Если хочешь сказать что-нибудь — говори. — Хочу. Давай выпьем — у тебя ведь тут наверняка что-нибудь найдется. Вас, сволочей, мировой капитал неплохо снабжает, — Олька рассмеялся. — Не жалуемся, — улыбнулся Сережа. — Скоро пожалуетесь. Чухна-то вас разграбила, а бриташки это знают, и наплевать. — Вранье. — Как бы мы еще с ними за вашей спиной споемся. — Минут десять еще есть. — Сережа подошел к резному буфету, извлек из него бутылку виски и стаканы, поставил все на стол. — Слушай, тебе ведь тоже не хочется, чтобы я размахивал у тебя перед носом своей пушкой все эти десять минут? — Идет. Убирай пушку, я твой пленник под честное слово. — Олька опять засмеялся. — Совсем как в детстве, когда мы играли в индейцев, помнишь? В Останкино? Prosit [54] ! — Prosit! — Зазвенело стекло. — Сволочь ты все-таки, Сережка… Связал по рукам и ногам… Хуже веревки — так-то я точно не высвобожусь… — Могу, конечно, снова тебя связать… — Спасибо, Вы крайне любезны. «Сидим и смеемся и пьем, как в гимназии. И все идеи сейчас кажутся какой-то не существующей реально абстракцией. И все-таки эта абстракция существует, и ее железный закон подчиняет все. И только потому, что мы с Олькой Абардышевым, с Олькой, с которым восемь лет было высижено за одной партой, с которым мы играли в индейцев на даче — книжные мальчики в матросских костюмчиках, и менялись этими потрепанными приключенческими книгами, вместе ездили в манеж и за полночь спорили в старших классах, — только потому, что мы находимся по разные стороны пресловутых баррикад, я через несколько минут должен убить его. И, зная это, мы сидим сейчас и, не испытывая ничего плохого друг к другу, смеемся вместе. И ничего нельзя поделать». |