Онлайн книга «Школа добродетели»
— Я думаю, он в Лондоне. — Я ему отправил немало писем. Он ни на одно не ответил. — Сколько он вам должен? — Я заплатил ему за несколько картин, которые он так и не написал. — Я уверен, он… — Я его взял, когда никто и имени его не слышал. Я сделал ему репутацию. — Я уверен, он не хотел ничего… — Он уничтожил мой бизнес. Раньше я работал на Корк-стрит. А теперь? Посмотрите на эту дыру. — Мне очень жаль… — У меня все еще есть несколько его работ. Вы не хотите купить? — Нет, на самом деле… — Они не очень дорогие. Как только он умрет, цена подскочит. Вы могли бы сделать неплохое вложение средств. — Нет, я… — Да послушайте, это прекрасное вложение. Мне чертовски нужны деньги. — Нет, спасибо… я думал, может… — Ну, если не хотите разбогатеть… как вам угодно. — Я подумал, а вдруг вам случайно известен его старый адрес в Челси? — На Флад-стрит? Еще бы не известен! Я там дневал и ночевал. — Не могли бы вы мне его дать? — Да. При условии, что вы мне сообщите, если найдете его. — Хорошо. — А вам что от него надо? Впрочем, все равно не скажете. Вот вам адрес. — Спасибо… — Если увидите его, можете столкнуть в Темзу. Его картины сильно подскочат в цене, когда старый мерзавец сдохнет. С нетерпением жду этого дня. — Простите, не могли бы вы… — Заходите. — Я только хотел… — Да заходите. Положите сюда ваш плащ. Проходите в гостиную. Гостиная здесь. Раньше она была наверху. — Спасибо. Извините, что беспокою вас… — Надеюсь, вы не возражаете против сухого шерри? Сладкое я не выношу. — Нет, хорошо, спасибо. Это ведь дом сто пятьдесят восемь по Флад-стрит? — Да, конечно. Садитесь на диван. — Спасибо… — Как вы узнали мой адрес? — Мне его дал мистер Барнсуэлл из Илинга. — Я не знаю никого в Илинге. И если на то пошло, никакого Барнсуэлла я тоже не знаю. — Вы, наверное, приняли меня за кого-то другого. — Как я могу вас принять за кого-то другого? Меня вполне устраивает, что вы — это вы. Зачем вам быть кем-то другим? — Мне это совершенно не нужно, но… — Вы учитесь? — Да, в Лондоне… — И на чем специализируетесь? — Французский… — Вы наверняка в восторге от Пруста. — Да… — Я тоже собираюсь поступить в колледж в Лондоне. Собираюсь изучать психологию. Вам сколько лет? — Двадцать. — Слушайте, и мне двадцать. Какое совпадение! Вас как зовут? — Эдвард. — А меня Виктория. Вам нравится мое имя? — Да… послушайте… — Если у вас короткая фамилия, то имя должно быть длинным. Моя фамилия Ганн. А ваша? — Слушайте, я должен вам сказать… — Вы знаете, что этот дом принадлежит мне? — Вы, наверное, богаты. — Мой папа богат. Этот дом — его подарок. Это как-то связано с налогами. Выпейте еще. — Слушайте, Виктория, я пытаюсь узнать, где можно найти человека по имени Джесс Бэлтрам. — Никогда о ней не слышала. — Это не она, а он. Он раньше жил здесь. — Сочувствую. Он пропал в тумане прошлого. — Может, кто-то другой знает? — Папа совсем недавно купил этот дом. Здесь ужасные обои — мы бы, конечно, такие не наклеили. А прежние хозяева уехали. На этой территории царствую я. Вы мой первый гость! — А где ваш папа? — В Филадельфии. Зарабатывает еще больше денег. Я буду жить здесь совсем одна, не считая Сталки. — Вот как. А кто такой Сталки? — Мой серенький котик. Он еще на карантине. Я по нему ужасно скучаю. — Не могли бы вы дать мне… — Он весь серенький, только белое пятно спереди. Он такой умный. Он думает, что он человек. — Не могли бы вы дать мне адрес прежних хозяев дома? — Они оставили банковский адрес. Их фамилия — что-то вроде Смит. Адрес у меня где-то наверху. — Если бы вы… — Вам так нужен этот Бэлтрам? — Он мой отец. — И как он пропал? — Это длинная история. — Извините. Вы, наверное, решили, что я чокнутая. — Вы очень милая. Но вам не следовало меня впускать. Я мог оказаться насильником. — Ну, насильник насильнику рознь. Поцелуйте меня, Эдвард. Эдвард с ума сходил от раскаяния и горя. Он ходил по этим адресам, питаемый надеждой. Он все еще воображал, как будет замечательно, когда он найдет Джесса. Он молился: «Дай мне, пожалуйста, найти Джесса, только дай мне найти его, и все будет хорошо». Он представлял, как расскажет Джессу о своих приключениях, как тот будет смеяться. В этих видениях Джесс являлся сильным, здоровым, помолодевшим, излучавшим энергию и красоту. Он и в самом деле пережил метаморфозу, принял новую форму и вернул свои прежние силы. Иногда Эдвард чувствовал, что так оно и должно быть, что Джесс не только жив, но и находится где-то поблизости. Он словно дразнил сына своим отсутствием; может быть, даже наблюдал за ним. На улице Эдвард все время видел его двойников, иногда преследовал их. Один раз он выскочил из автобуса и бросился назад, увидев из окна Джесса среди прохожих. Эта надежда давала ему занятие и программу на каждый день. Он с утра отправлялся на поиски, а возвращался поздно. Эдвард избегал Гарри. Ему представлялось, что Гарри винил его за то, что произошло в Сигарде, хотя, конечно, ни слова об этом между ними не было сказано. Вернувшись домой, он нашел целую груду писем, в основном от миссис Уилсден. Он просмотрел каждое, убедился, что они были по-прежнему исполнены ненависти, и выбросил, не читая. Было еще два письма от Сары Плоумейн. Она жаловалась на разную чепуху. Их он тоже читать не стал. Стюарт оставил ему записку со своим адресом, а Томас прислал письмо с просьбой зайти. Эдвард чувствовал, что не готов встречаться ни с одним из этих менторов. Он хотел сначала найти Джесса и освободиться от этого ужаса. Если он и в самом деле, не во сне и не в бреду, видел Джесса в реке, то он повинен в убийстве. Во второй раз. Он бросил Джесса, убежав к женщине, как бросил Марка. Сходство этих предательств не могло быть случайным, и страдания от двух преступлений смешивались в мозгу Эдварда, усиливая друг друга. Он пытался заглушить боль: говорил себе, что если он и правда видел Джесса под водой, то наверняка тот уже утонул, умер, и его нельзя было спасти. У Джесса был такой умиротворенный, такой отрешенный вид, словно он обрел покой; совсем не похоже на тонущего, который задыхается и борется за жизнь. Но если он не был мертв, а лишь погрузился в один из своих трансов? Что, если он только что свалился в воду, а когда Эдвард отвернулся, его унес поток и он утонул? Удивительное спокойствие, написанное на лице Джесса, укрепляло Эдварда в первоначальном мнении, что образ был иллюзией, и он цеплялся за эту мысль. Ведь он уже решил, что ему все пригрезилось, и разве это не доказано? Увы, ничто, кроме самого Джесса, не могло служить доказательством, а без доказательств Эдвард был обречен на вечные мучения. Возможно, это наказание за то, что он сделал с Марком? Прежде он хотел наказания, но только не такого. Он искал искупительной кары, а не усугубления вины. Иногда его утешала лишь мысль о том, что у него всегда остается возможность самоубийства. |