Онлайн книга «Школа добродетели»
Добравшись до нее, Эдвард все еще тяжело дышал от страха и потрясения. «Это ужасно, это отвратительно, — думал он. — Неужели я и дальше буду таким? Я разрушаюсь?» А еще он думал: «Да нет, они не травят меня, это мои собственные проблемы. Это тот ужасный наркотик, что я принимал, он навсегда останется в моей крови, навсегда. Какое жуткое видение. Я погибаю. Вот до чего я дошел, вот куда меня несет. А я-то думал, что выздоравливаю. Думал, что мне лучше. Но наказание, конечно же, следует автоматически». И еще: «Что сможет поделать с этим Брауни? Я не должен ей говорить, хватит с нее моих прежних бед, она и так предостаточно наслушалась, она узнает и придет в ужас, ничего, кроме отвращения, я у нее не вызову. Ах, Брауни, бедная, бедная Брауни». Когда он добрался до коттеджа, она ждала его, стоя у двери. — Эдвард, что с тобой? Ты болен? — Нет. Да. Думаю, у меня малярия. — Малярия? — Да, тут на болоте малярийные комары. — Ты весь мокрый и в грязи. — Я провалился в лужу. Ужасно глупо. Боялся опоздать. — Сядь. Хочешь чего-нибудь? Кофе? Шерри? — Нет, ничего не надо, я через минуту буду в порядке. Эдвард сел на низенький стул. Голова у него кружилась, черное облако витало над ним, над самой его головой. — Я не должен досаждать тебе, Брауни, — сказал он. — Не хочу тебе мешать. Ты должна собираться. — Я уже собралась. Идти до автобуса всего ничего. Выпей-ка чего-нибудь. Я и сама выпью. — Хорошо. Шерри. У шерри, темного и довольно сладкого, был великолепный вкус, напоминавший божественный нектар. Эдварду стало чуточку получше. — Спасибо. Я пришел в себя. Нет, конечно, это не малярия. У меня был грипп, а теперь я почти поправился. — Ты весь дрожишь. Я включу обогреватель. Вот так. — Ах, Брауни, Брауни… Они посмотрели друг на друга. В темной комнате, где все было покрыто то ли печной гарью, то ли налетом времени, Брауни казалась старше и тусклее: волосы не так блестели, на лице лежала печать усталости или грусти. Она надела юбку цвета морской волны и коричневую кофту, поверх которой совсем не к месту торчал воротничок синей блузки. Бледное лицо было чрезмерно крупным и голым, не защищенным ни косметикой, ни красивой прической, ни обаянием. Она замерла, тяжело расставив ноги, сцепив перед собой руки, и глядела на Эдварда. Брауни стояла неподвижно, и Эдвард попытался тоже встать. — Нет-нет, сиди. Хочешь, затоплю печь? — Нет, пожалуйста, не надо… — Я вчера не топила. А сегодня утром холодновато. В доме сразу становится сыро. Она подтащила к себе стул с прямой спинкой и села, возвышаясь над Эдвардом, а он чувствовал себя неловким и слабым на своем стуле пониже с провалившимся сиденьем и деревянными подлокотниками. Ноги его были неловко вытянуты вперед, а над его брюками от жара обогревателя, который Брауни поставила рядом с ним, поднимался парок. Эдвард хотел найти стул повыше, но не отваживался ни на это, ни на то, чтобы попросить еще шерри. — Спасибо, что согласилась встретиться со мной… — Ну что ты… — Ты сказала, что хочешь спросить меня еще о чем-то. — Да. Вообще-то о двух вещах… Ты уж извини меня за этот… допрос, что ли… но я чувствую, что должна прояснить все, пока у меня есть возможность видеть тебя. — Да… конечно… — Для Эдварда это прозвучало так, словно очень скоро их встречи закончатся, и навсегда. — Может, такой вопрос тебе покажется сумасшедшим… но… слушай, ты мне правду сказал в прошлый раз, что дал ему наркотик, а он не знал об этом? — Да. Боже мой, если ты мне не веришь, мне конец! — Нет, я знаю, но мне необходимо выбросить из головы одну мысль. Сам он у тебя ничего не просил? — Нет! — Тем не менее у него могли быть… какие-то основания… для того, чтобы выпрыгнуть в окно. — Не понимаю, — сказал Эдвард. Ему снова стало нехорошо, чернота вернулась, невыносимое отчаяние смыкалось вокруг. — Я хочу сказать, ты уверен, что это не самоубийство? — Самоубийство? Нет! Конечно же нет! — Он не горевал, ничего ужасного с ним не случилось, его девушка не уходила от него, или… — Нет! — То есть, насколько тебе известно, он был абсолютно счастлив и в полном порядке? — Да, он был в порядке, абсолютно счастлив, все у него шло великолепно. Боже, извини меня… Брауни вздохнула. Она смотрела на яркое мерцающее окошко обогревателя, приподняв уголок юбки и бессознательно теребя ткань пальцами. — Хорошо… ладно… еще одно… Извини, что спрашиваю, но у тебя не было гомосексуальных отношений с Марком? Этот вопрос непонятной болью отозвался в сердце Эдварда. Ему впервые показалось, что такое могло произойти в их долгом совместном будущем, которое теперь уничтожено. — Нет, не было. Я его любил. Но не так. — А он любил тебя? — Да. Я думаю. Я уверен. — Но не так. — Не так. «Могу ли я быть уверен?» — подумал Эдвард. Господи, как ему стало больно, когда речь вдруг зашла о том, что могло бы быть. Новая пытка и новые кровоточащие язвы. — Понимаешь, — произнесла Брауни своим холодным печальным голосом, — люди разное говорят. Кто-то мне сказал, что между вами якобы были гомосексуальные отношения и ты после ссоры от ревности выкинул его в окно. Эдвард вскрикнул. Ему наконец удалось подняться со стула и встать перед ней. — Нет! Это неправда. Это не может быть правдой. Боже мой! Кто сказал такое? — Ты не знаешь этого человека. Он размышлял и высказывал предположения. Это всех так сильно интересовало. Ужасная непонятная трагедия всегда привлекает людей. — Но ты ведь так не думаешь? — Нет, не думаю. Правда не думаю. И никогда не думала. Но я должна была спросить, чтобы избавиться от этой мысли. Теперь ее нет. — Она ушла от тебя ко мне. Теперь я буду постоянно думать, что люди так считают. Эдвард тут же пожалел об этих словах. Если у нее была какая-то ужасная мысль, разве он не должен принять на себя это бремя и радоваться тому, что взял ее боль на себя? А сказанные только что слова означали, что его больше волновала собственная репутация, чем смерть Марка. — Черт возьми, — сказал он, — мне очень, очень жаль, что тебе пришлось выслушивать такие ужасные предположения и спекуляции. Он подошел к окну, потом вернулся назад. Ему хотелось рыдать и рвать на себе волосы. Брауни, ссутулившаяся на своем стуле, чуть нахмурилась, глядя на него. Она скрестила ноги, одернула юбку и вздохнула. |