Книга Киммерийская крепость, страница 107 – Вадим Давыдов

— Знаешь, как называется?

— Что?!

— Вон тот дом.

— А разве у него есть какое-то название?!

— Раньше здесь была Вторая мужская гимназия. А ещё раньше он назывался «Дом с гробовой крышкой».

— Глупости какие. Суеверия дурацкие.

— Совершенно точно. Это была никакая не гробовая крышка, а солнечные часы. Народ же был уверен, что это торчит крышка гроба, в котором лежит колдун. Правда, у этого дома и в самом деле необычная судьба: именно здесь в пожаре Двенадцатого года сгорела рукопись «Слова о полку Игореве». И не только она, кстати: чуть ли не вся библиотека Мусина-Пушкина, а домовладелицей была внучатная племянница того самого колдуна.

— Откуда ты знаешь?!

Он, кажется, пропустил вопрос Ирины мимо ушей:

— Идём к Сухаревке, ещё что-то покажу.

— Яша…

— Идём, идём! Скоро стемнеет, будет совсем весело. О, трамвай. Успеем?

Проехав несколько остановок, они спрыгнули с подножки – вернее, спрыгнул Гурьев, а Ирина свалилась ему прямо в руки. Он поставил девушку на землю и взял за руку, как первоклашку:

— Это, между прочим, заколдованное место. Без всяких шуток.

— Ну, перестань, — Ирина нахмурилась, но, глядя в серьёзное, торжественное лицо Гура, не выдержала и прыснула.

— Вы напрасно веселитесь, барышня, — грозно произнёс Гурьев, и у Ирины даже слегка засосало под ложечкой. — Вон там, наверху, — он указал подбородком на Сухаревку, чей шпиль возвышался прямо над ними, — располагалась обсерватория моего тёзки Якова Брюса. [99] И фокусы, которые он там выделывал, до сих пор аукаются. Тут по вечерам небезопасно, то и дело какая-нибудь чертовщина случается.

— Кто такой этот Брюс?

— О! — Гурьев назидательно поднял вверх указательный палец. Ирина снова рассмеялась. — Стыдно, барышня. Величайший учёный колдун петровской эпохи Яков Вилимович Брюс, поэт, полководец, дипломат, алхимик, астролог и прочая, и прочая, — что же, вам, выходит, неизвестен? Ага. Так вот, барышня, имейте ввиду: в выходные мы отправимся с вами в Глинки, в имение графа, и я покажу вам тот самый пруд, на котором Яков Вилимович, заморозив воду в середине июня, устроил каток для гостей. А ещё я покажу вам розовый куст, который никогда не цветёт – не потому, что климат ему не нравится, а потому, что это никакой не куст, а заколдованный юноша, имевший несчастье приударить за дочкой графа-чародея. Готовьтесь.

— Боже ты мой, да откуда же ты всего этого набрался?!

— Слушал и смотрел. Это познавательно. Брюс, между прочим, был каким-то образом связан с Мальтийским орденом. Впрочем, это не удивительно: он ведь шотландец.

— А при чём тут шотландцы?!

— Понятно, — вздохнул Гурьев. — Начинать ликвидацию исторической безграмотности следует со времён царя Гороха. Но это позже. А знаете ли вы, барышня, какой девиз красовался на гербе Брюса? Вижу, вижу, что не знаете. Fuimus. По-латыни – «Мы были». Как ты думаешь – что бы это могло значить?

— Что?! Кто – мы?! Почему – были?!

— Вот это нам и предстоит разгадать. Как и другую, куда более важную загадку: какое отношение имеет Брюс к моей семье. Я давно собирался в бывшее имение съездить, теперь и повод нашёлся. Кстати говоря, это единственная усадьба в округе, которую не разграбили в гражданскую. Говорят, Брюс туда регулярно наведывается.

— Надеюсь, это чепуха.

— А я надеюсь, что вовсе даже наоборот. Занятно будет поболтать со стариком и узнать, как он сумел научиться сохранять своё тонкое тело, то бишь, как это называют дилетанты, «душу». Что скажешь?

— Ты серьёзно?!

— Вполне, — Гурьев заговорщически усмехнулся. — Это всё глупости, что Брюс знался с чертями. Насколько я понимаю, он их гонял, то есть был экзорцистом, а не чернокнижником, что для стародавней публики не составляло ровным счётом никакой разницы.

— Но тебя-то почему вся эта мистика интересует?!

— Потому что в этом что-то есть, — неожиданно задумчиво произнёс Гурьев. И снова взял Ирину за руку: – Вперёд?

Ирина, в отчаянии замотав головой, взмолилась:

— Всё, я больше не могу… У меня сейчас расплавятся мозги и отвалятся ноги! Ты совсем не устал?!

— Нет, в общем. Но раз ты устала – давай присядем, — и Гурьев увлёк Ирину в сторону, туда, где под деревьями расположились несколько скамеек. Усевшись, Ирина в откинулась на спинку:

— Ужасно устала. Правда. Не сердись… Оставь что-нибудь на следующий раз, ладно?

— Ну, что ты. Я ещё ничего не рассказал.

— Да?! Ну, знаешь! По-моему, ты вполне в состоянии преподавать историю. В университете.

— Я подумаю об этом, — серьёзно кивнул Гурьев, пряча улыбку. — Немного опасно преподавать историю. Она ведь ничему не учит. Литература – куда изящнее. Не так ли?

— Ужас, — Ирина вздохнула. — Тебе, должно быть, очень скучно в школе, нет?

— Нет. Мне любопытно. Я, в общем-то, неплохо отношусь к людям. К ребятам, к учителям. Ну, в общем. Есть, конечно, отдельные персонажи, которые мне не слишком приятны. Но это эпизоды. И потом, в школе есть ты.