Книга Предначертание, страница 90 – Вадим Давыдов

Первым в госпитале появился, впрочем, не Осоргин, а полковник Кагомацу. Атташе приветствовал Гурьева низким поклоном и ещё более низким рычанием – было видно, что его так и распирает от оказанной чести лично – ввиду отсутствия Иосиды – исполнять поручения императора в отношении странного гайкокудзина [54] с серебряными, как зеркало Аматерасу, глазами.

— Вот результаты химического и хроматографического анализа, Гуро-сама, — полковник обеими руками протянул Гурьеву запечатанный сургучом конверт. — К сожалению, мы не сумели найти в присланных вами образцах ничего необычного, прошу извинить нас. Это обыкновенная сажа с очень небольшой примесью железной окалины и следов органики бензольной группы. Более детальный анализ будет готов не ранее завтрашнего утра. Единственное, что можно назвать странным – это размеры частиц. Они очень, очень мелкие.

— Собственно, ничего другого я и не ожидал, — Гурьев вздохнул. — Что ж. Отрицательный результат – как известно, тоже результат.

— Чем я могу быть вам ещё полезен, Гуро-сама?

— Попросите ваших офицеров отследить все публикации в прессе, касающиеся происшествия с графиней Дэйнборо, и сообщите мне курьером.

— Будет немедленно исполнено, Гуро-сама, — поклонился атташе. — Отчёт на английском или на японском?

— На английском. Возможно, я решу обратиться в полицию, хотя не уверен в этом.

— Если всё-таки решите сделать это, покорнейше прошу позволить мне задействовать мои связи в Скотланд-Ярде, Гуро-сама. Я приложу все мыслимые усилия, если вы окажете мне честь помогать вам, хотя, разумеется, я недостоин даже просить вас о такой милости. Быть вашим верным и преданным слугой – это счастье для меня, которое я не в состоянии выразить словами.

— Благодарю вас за столь высокое доверие, Кагомацу-сан, — поклонился Гурьев. — Я польщён и растроган вашими искренними и сердечными словами. Мы будем находиться на связи постоянно, и я непременно извещу вас о своих решениях. Благодарю вас за то, что вы сочли возможным лично прибыть сюда и поддержать меня.

Отбывшего атташе сменил Осоргин, доставивший священника. Гурьев вышел навстречу, прикрыл за собой дверь в палату. Осоргин, кивнув, вернулся в главный коридор, и Гурьев остался с батюшкой с глазу на глаз. Отец Даниил, не скрывая пристального интереса, оттеняемого мелькающей в его взгляде тревогой, рассматривал Гурьева:

— Вот вы какой.

— И какой же?

— Возможно, именно такой, какой нужно, — на лице священника промелькнула улыбка, собрав гусиные лапки морщинок в уголках глаз. И снова тревога вуалью опустилась на его лицо: – Это очень серьёзно?

— Серьёзно, — кивнул Гурьев. — Это серьёзнее, чем я думал, и мне это страсть как не нравится, отче. Что вам известно?

— Вадим Викентьевич доложил мне события во всех доступных ему подробностях. У меня сложилось впечатление, что он не верит, будто это несчастный случай.

— Это не случай. Я пока ничего не могу доказать, но это так.

— Господи Боже мой, — священник перекрестился. — Неужели…

— Погодите, — Гурьев усмехнулся. — Это ещё не всё. Не пугайте её пока. Я сам ей всё скажу, но чуть позже. А вы, отче… Смотрите. Если почувствуете что-то неладное, поделитесь со мной. Это важно.

— Что-то ещё… случилось?

— Идёмте, — Гурьев, по своей извечной привычке, впрочем, ещё не знакомой отцу Даниилу, словно не услышал вопроса.

Они вошли в палату. Священник присел на стул у изголовья Рэйчел, а Гурьев опустился на стул напротив, так и не выпустив меч из рук.

— Дитя моё…

— Мне уже лучше, батюшка. Правда-правда, — Рэйчел указала на Гурьева подбородком. — Вы уже познакомились, я вижу.

— Конечно, дитя. Конечно, — голос отца Даниила дрогнул. — Я принёс тебе кое-что.

Он вложил в пальцы Рэйчел небольшой образок и только после того, как она благодарно пожала его руку, с удивлением воззрился на Гурьева – до него только в эту секунду дошло, что Рэйчел может двигаться:

— Но… Вадим Викентьевич сказал, что…

— Это службишка, не служба, отче. К сожалению, на этом наши неприятности отнюдь не заканчиваются, а, похоже, только начинаются.

— Джейк… Правда же, он совершенно несносен, батюшка?

— Может, потом?

— Дети мои… Пожалуйста… Что произошло?

— Здесь был дьявол, батюшка, — Рэйчел пыталась отважно улыбаться, но у неё плохо получалось. — Он приходил за мной, а Джейк… Джейк его… выгнал.

Священник в ужасе посмотрел на Гурьева, потом на Рэйчел, и покачал головой:

— Рэйчел… Дитя моё!

— Я чувствовала его дыхание, батюшка. И я не сошла с ума. Во всяком случае, не сегодня.

— Это был не дьявол, — хмуро бросил Гурьев. — Дьявола нет, моя девочка. А со всеми остальными мы справимся. Уж как-нибудь.

— Яков… Кириллович, — голос священника был преувеличенно спокоен. — Может быть, вы всё-таки объяснитесь?

— Дурацкая привычка – отвечать вопросом на вопрос. Вы ничего не чувствуете, отче?

— Нет, — некоторое время подумав, отрицательно качнул головой отец Даниил. — Что произошло?

— Где-то около двух пополуночи, — Гурьев сцепил пальцы, охватив ими рукоять меча. — Вон там, — он указал подбородком в угол, — появилась, — гм, — некая субстанция.

Когда Гурьев закончил короткий сухой отчёт о событиях, на лице отца Даниила отразилась такая степень недоумения, что Гурьеву сделалось даже его жалко. Он с самого начала был уверен, что толку от священника будет мало – в деле выяснения того, с чем ему довелось столкнуться. Когда он замолчал, Рэйчел отважилась пошутить:

— Джейк – ужасный зануда, батюшка. Сам дьявол лопнул от изумления, столкнувшись с таким невероятным отсутствием какого-нибудь намёка даже на слабую тень фантазии.

Священник перевёл растерянный взгляд с Рэйчел на Гурьева:

— Так… что же вы сделали?

Гурьев вздохнул, поднял меч и отщёлкнул фиксатор. Клинки подались в стороны на пару дюймов. Отец Даниил побледнел и облизал губы:

— Как? — тихо спросил священник.

— Вот так.

— Могу я… взглянуть?

— Только в моих руках, отче. Есть определённые правила. Извините.

— Конечно, сын мой. Конечно.

Гурьев почти полностью обнажил клинки. Отец Даниил долго, пристально разглядывал поверхность металла. Наконец, он выпрямился:

— Я плохо разбираюсь в оружии, Яков Кириллович. Это булат?

— Это метеоритное железо, хотя и весьма странного, если не сказать больше, химического состава. А по способу обработки – да, вы правы, это действительно булат, — Гурьев сложил мечи. — С примесью серебра, молибдена, ванадия, бериллия, урана и Бог знает чего ещё. Для того, чтобы совладать с этим сплавом, мне пришлось здорово повозиться. Но, как выясняется, дело того стоило.