Книга Темная сторона Москвы, страница 36 – Мария Артемьева

— Ваша жена не беременна?.. Это приведет в чувство! — виновато повторял он.

Светлана отвела руку с флягой и с помощью мужа встала.

Павел, крепко обхватив плечи жены, осторожно, но настойчиво потащил ее к выходу.

— Сейчас. Погоди. Я сейчас…

Удивляясь собственной слабости, Светлана шагнула за Павлом, почти повиснув на нем. В последний миг, прежде чем покинуть ванную, она уронила взгляд на мозаичное панно. Жертвоприношение. Почему она сразу так подумала? И куда все-таки ведут коня эти люди?

Стройные жрицы в полупрозрачных одеждах уже не казались ей красивыми, а дети смотрели как-то недобро. На грациозно изогнутой шее лошади появилось красное пятно. Кровь? Наверно, она разбила себе висок, когда падала. Светлана остановилась и провела рукой… Кожу на голове саднило.

— Ты чего? — всполошился Павел.

— Кровь, — пояснила Света.

Но никакой крови не было.

Черный глаз прекрасного скакуна глядел с отчаянием. Коня вели на убой, и он задыхался от ужаса. Жертвоприношение.

— Я, конечно, понимаю, обстоятельства не благоприятствуют… Но все же обязан узнать. Как вы полагаете… — запинаясь, спросил риелтор.

— А? Да-да! — отозвался Павел. — Нам надо подумать.

В голосе агента прозвучало явное недовольство, но он все еще был любезен:

— Конечно. Однако помните, пожалуйста, что по договору ваш задаток не дает преимуществ дольше, чем на неделю. В случае задержки без предупреждения… Помните, пожалуйста! Задаток не возвращается.

Вечером супруги принимали у себя в гостях престарелого родственника — дядю Светланиной матери, приехавшего в Москву подлечиться. Он заранее договорился, что остановится у них на пару ночей до устройства в больницу.

Светлана все еще чувствовала слабость и лежала в кресле, укрывшись пледом. Дядя Илья сидел рядом. Они ждали чая, который пообещал им Павел — вызвался похозяйничать на кухне.

— «Раздолье в Чертолье». Хм. Можно полюбопытствовать? — Старик с интересом оглядел комнаты, вернулся в гостиную и зацепил взглядом яркий буклетик, валявшийся на журнальном столике. Это была реклама того самого клубного дома, где Светлана и Павел сегодня днем смотрели квартиру — агент зачем-то всучил.

Светлана посмотрела фотографии в буклете и решила, что на них квартиру не узнать. Уж слишком старался фотограф зрительно увеличить пространство элитной жилплощади. И при этом, думала Света, упустил из виду другие достоинства квартиры. Например, присущий ей дух старины.

— Конечно, посмотрите. Мы там сегодня были…

Старик перелистал буклетик, проглядел фотографии.

— Значит, раздолье в Чертолье… — И, словно про себя, добавил: — Что за безумное название!.. Где же это?

— В Гагаринском переулке, в двух шагах от Пречистенки.

— Угу. — Старик почесал бровь и вдруг спросил: — Я слышал, недавно в Староконюшенном дом рухнул?

— Да, кажется. А что?

Старик помолчал.

— Ну, и как?.. Понравилось вам?

— Это престижный клубный дом, — уклончиво ответила Света. — Риелтор хвалил соседей…

Дядя усмехнулся.

— Да. Но риелтор живет на процент с продажи. Представь, я тоже имел дело с этой публикой. Ждать от таких искренности, поверь, весьма наивно. Между прочим, одно лишь название… настораживает.

— Почему? — удивилась Светлана.

— Чертолье-то — от слова «черт», разве не знаешь? — удивился в свою очередь дядя Илья. — Это сейчас считается, что Чертолье — престижный район. Центр столицы, понятное дело. Но целых восемь веков эта местность была притчей во языцех и называлась Черторье, Черторой, Чертольское урочище. Никакие строения здесь не приживались — овраги проглатывали дома, почву грызла эрозия, подземные воды… Пустоши и глухие задворки, населенные всякого рода отщепенцами и темными личностями — вот что такое было Чертолье и все Чертольские улицы. Да-да. Волхонка — это бывшая Малая Чертольская улица, а Пречистенка — Большая Чертольская.

Светлана с интересом слушала старика. А он, видя ее внимание, рассказывал с увлечением и довольно образно:

— Когда-то по этим овражьям царь Алексей Михайлович ездил к Пречистой, к Смоленской Богоматери, что в Новодевичьем монастыре. Царю ужасно не нравилось, что по пути к причастию он будто бы вынужден черта поминать — ну как?! Такие кощунственные названия! Вот он и повелел улицы переименовать.

Переименовали. Построили часовенки и даже церкви — тогда, говорят, и поутихла нечисть в здешних краях. Но не вся вывелась.

— Хм, интересно! Но откуда вы все это знаете? — спросила Светлана. Из кухни, осторожно позвякивая посудой, появился Павел с подносом, нагруженным чашками, чайником и конфетами. Добравшись до журнального столика, он с облегчением опустил поднос и принялся разливать чай. Первую чашку поднес гостю.

Старик рассеянно отхлебнул горячего напитка, благодарно кивнул и сказал:

— До войны мы в Москве жили. А я в юности увлекался… Читал много по историческому предмету.

— Расскажите еще, — попросила Светлана. Она сидела на диване тихая и задумчивая. Павел заметил, что лицо у нее все еще бледно. Это его немного встревожило. Он так и не понял, что напугало жену, когда они смотрели престижную квартиру. Они не успели обсудить все наедине.

Старик одобрительно причмокнул — хороший чай — и продолжил рассказывать.

— Вы не слышали о проклятьи волхва? (Светлана и Павел удивленно переглянулись.) А я читал об этом. Все началось еще до того, как была построена Москва. Люди здесь всегда жили. Задолго до крещения Руси обитали в этих местах финно-угорские племена, язычники. Дикари. Не зная цивилизации, жили в единении с природой, поклонялись своим божкам — водяным в реке, хозяину леса, скотовьему богу Велесу…

А заправляли у них всем старцы — волхвы. Они говорили людям, когда и как молиться, давали от имени богов советы и накладывали наказания — одним словом, обладали полной и всеобъемлющей властью.

На месте будущей Чертольской улицы находилось языческое капище, и главным тут был волхв по имени Ворон. Как говорит предание, был он могучим магом, и подчинялись ему не только люди в деревне, но и звери в лесу, и все местные ручьи и реки, природные силы этой земли. В Чертольском урочище была у Ворона своеобразная религиозная школа для детей. Ребятишки жили при капище: волхву прислуживали и обучались тем премудростям, какие он сам знал.

Однажды явился в здешние места князь-христианин с дружиной, стали дружинники притеснять и обижать языческих варваров, отнимать у них земли и требовать себе дани по праву сильного. Чужие люди с чужими обычаями с добром не приходят, а как пришли — так и встретили… Много крови пролилось с обеих сторон, но княжеские дружинники в искусстве войны преуспели больше, чем простые охотники и землепашцы.