Книга Черное Пламя, страница 152. Автор книги Стенли Вейнбаум

— Галатея! — воскликнул он. — Ты помнишь мое имя?

Она молча кивнула, устремив на него печальный взгляд.

— Тогда произнеси его! Произнеси его, милая!

Она уставилась на него, но не произнесла ни звука.

— Произнеси же его, Галатея! — отчаянно умолял он. — Мое имя, дорогая, только мое имя!

Губы ее шевельнулись, она побледнела от усилия. Дэн мог бы поклясться, что его имя затрепетало на ее губах, но вместо этого она закричала:

— Я не могу, дорогой! О, не могу! Закон это запрещает!

Рыдая, она бросилась к дому. Дэн побежал следом по выложенной камешками тропинке, но в роще у ручья он обнаружил только Седого Ткача. При виде Дэна тот поднял руку:

— У тебя мало времени, — напомнил он. — Отправляйся и подумай о том, что ты натворил!

— Где Галатея? — задыхаясь, выговорил Дэн.

— Я отослал ее.

Старик загородил вход в дом; еще мгновение — и Дэн ударом кулака отшвырнул бы его с дороги, но тут его осенило. Он быстро оглянулся. За рекой, на краю леса, мелькнул край серебристого одеяния. Дэн повернулся и помчался туда, а Седой Ткач смотрел ему вслед.

— Галатея! — звал Дэн. — Галатея!

Теперь он был над рекой, на лесном берегу, он бежал прямо через скопления деревьев, которые расступались перед ним, точно туман. Тонкие белые хлопья плясали у него перед глазами. Паракосм таял.

Ему казалось, что сквозь этот беспорядочный хаос он видит смутные очертания тела девушки, но тут деревья испарились, а небо потемнело. Он внезапно понял, что больше не стоит посередине дикой прогалины, а его руки вцепились во что-то гладкое и твердое — и это были подлокотники гостиничного стула! И тогда, в последний миг, он увидел ее, Галатею, с искаженным горем лицом, ее наполненные слезами глаза. С отчаянным криком Дэн поднялся и упал навзничь.

Вокруг были стены — стены Людвиговой комнаты: он, должно быть, упал со стула. Магические очки лежали перед ним; одна линза разбилась, и из нее вытекала жидкость — уже не прозрачная, как вода, но белая, как молоко.

— Боже! — пробормотал он.

Его охватило горькое чувство утраты. Комната была грязная, отвратительная, хотелось поскорее из нее выбраться. Он машинально взглянул на часы: четыре; должно быть, он просидел тут не меньше пяти часов. И тут он впервые понял, что Людвига здесь нет. Дэн был рад этому.

Добравшись до своей комнаты в отеле, он упал на кровать.

Влюбиться в видение! И еще того хуже: в девушку, которая никогда не существовала! В фантастическую Утопию, которой в буквальном смысле не было НИГДЕ! Галатея! Галатея — статуя Пигмалиона, в которую вдохнула жизнь Венера. Но его Галатея, теплая, милая и живая, должна навеки остаться безжизненной, так как он сам не Пигмалион и не Господь Бог.

Дэн проснулся поздно и несколько мгновений искал глазами фонтан и бассейн Паракосма. Неужели прав был Людвиг, и между реальностью и сном нет разницы?

Он переменил свою измятую одежду и пошел бродить по улицам. Наконец нашел отель Людвига и в ответ на расспросы узнал, что маленький профессор выехал, не оставив адреса.

Ну и что из этого? Ведь Людвиг не может дать Дэну то, что он ищет: живую Галатею. Дэн даже обрадовался, что тот исчез: он возненавидел маленького профессора. Профессора? Гипнотизеры тоже называют себя «профессорами». Он кое-как прожил этот день, а затем, после бессонной ночи, уехал в Чикаго.

Второй раз они увиделись уже зимой. Дэн внезапно заметил коротышку на чикагской улице и, сам не зная зачем, окликнул его:

— Профессор Людвиг!

Тот с улыбкой поклонился.

— Извините меня за ваш аппарат, профессор. Я был бы рад заплатить за ущерб.

— А-а, это не важно — подумаешь, разбитое стекло! Но вы — вы что, болели? Вы выглядите значительно хуже, чем тогда.

— Ерунда, — отмахнулся Дэн. — Ваше зрелище было великолепно, профессор, великолепно! Я бы вам сразу это сказал, но вас не было, когда я очнулся.

Людвиг пожал плечами:

— Я вышел в вестибюль за сигарой. Пять часов с восковой моделью, знаете ли…

— Это было великолепно! — повторил Дэн.

— Получилось так реально? — улыбнулся Людвиг. — Тогда это только благодаря вашему сопереживанию. Оно включает самогипноз.

— Это выглядело так реально, — хмуро повторил Дэн. — Прекрасная неизвестная страна.

— Вместо деревьев были мхи и лишайники под лупой, — объяснил Людвиг. — Все это старые фототрюки. Плоды — резиновые; дом — летнее здание нашего кампуса в Университете. А голос мой: вы совсем ничего не произносили, кроме своего имени в самом начале, для этого я оставил пропуск. Я играл вашу роль: я ходил с камерой, укрепленной на голове, чтобы все время поддерживать тот же угол зрения, что у наблюдателя. Понятно?

— Минутку! — У Дэна перехватило дыхание. — Вы сказали, что играли мою роль. Тогда Галатея… она что, тоже реальна?

— Тея достаточно реальна, — подтвердил профессор. — Моя племянница, старший преподаватель в Университете, увлекается драматическим искусством. А что? Вы хотите с ней познакомиться?

Дэн поспешно кивнул, мгновенно сделав окончательный выбор между иллюзией и реальностью.

Карвер поднял голову и посмотрел на остров. Проа [11] скользила по зеленым волнам, потом начала резко отклоняться от курса. Карвер рассвирепел.

— Маллоа! Правь! Да правьте же вы, свиньи шоколадные! Правьте, слышите вы?

Остров Остин был необитаем, его нанесли на карту совсем недавно. Местные жители не считали его священным, но почему-то боялись. Карвер заметил папоротниковые леса, такие же, как в Новой Зеландии, сосну Каури и даммару, темные поросшие лесом холмы, изгиб белого песчаного берега, а на нем — движущуюся точку.

«Apterix mantelli, — подумал Карвер, — птица киви».

Проа осторожно приближалась к берегу.

— Табу, — продолжал шепотом повторять Маллоа. — Он много баньип [12] .

— Надеюсь, что так, — буркнул белый. — Мне стыдно будет возвращаться в Маккуэри без баньипа или хотя бы нескольких фей. — Он усмехнулся. — «Bunyip Carveris» — баньип Карвера. Недурно, а? Будет неплохо смотреться в учебниках по естественной истории.