Онлайн книга «Белоснежка и семь апостолов»
— Да нет же, эт-т-то Чжао… Про главное я говорить не стала. Если Артем поделился, значит, он уже знает, а если нет — стало быть, так надо, и не к чему мне распускать язык. — Ну, ладно, — сказал Семен Тигранович, — покажешь мне кошек. — Т-т-то есть как «покажешь»?! Где вы здесь возьмете кошек? Это даже не смешно. Вытащить меня из города ночью в какую-то необитаемую дыру, чтобы смотреть представление с кошками?! Это что, для них — нормально? Это что, они так развлекаются?! — Собаки подойдут? — прохрипел у меня над левым плечом бес-хранитель с лицом цыпленка, сдохшего от птичьего гриппа. — А то мы тут собак видели. Бегают… — Валяйте, тащите собак, — без всякой радости сказал Семен Тигранович. Моего согласия никто спрашивать не стал. Тощий, к моей радости, отцепился от локтя и пошел организовывать охоту на собак. А Семен Тигранович отдал Максу долгожданный приказ: — Девочку в машину (пауза). Надо будет — позову, — и захлопнул дверцу. Я поймала себя на мысли, что и ему я при первой же возможности сделаю что-нибудь плохое. До сих пор подобные чувства у меня вызывали только наши преследователи-гэбэшники. Голова кружилась все сильнее, так что я буквально ввалилась в машину. Макс покачал головой и сел рядом. — Че, плохо тебе? — Бывало лучше, — вздохнула я. — Долго еще ждать? Макс поднес часы к самому носу: — Минут сорок. — Что там случилось-то? С Дэном? Макс отвернулся: — Нету Дэна. — Господи… убили? — Похоже на то. Сердце, притихшее было, опять заколотилось. Все и вправду плохо. Неужели до него добрались эти!.. Значит, мы — следующие. — С Артемом все в порядке? — Все. — Слушай, а зачем Семену Тиграновичу танцующие кош… в смысле собаки? Если все так, как ты говоришь, — чему радоваться-то? — Не знаю. Наступила противная тишина, как бывает, когда едешь в лифте с незнакомым человеком. Продолжать разговор я не стала. Меня одолела слабость. Я откинулась на подголовник и задремала. Минут через десять снаружи засуетились, двор огласился лаем, воем и скулежом. Я вывернула голову: трое молодчиков под всеобщий гогот за шкирку волокли трех псин. Птицелицый подошел к машине и, щербато ухмыляясь, постучал в стекло: — Выходи, дрессировщица. Пришлось нехотя выбраться из машины. Кажется, стало еще холоднее. Мужики встали в круг, в центре которого оказались эти трое, державшие собак. Круг разомкнулся — в него вступил Сам. Поманил меня. Хоровод расступился еще раз, и Макс несильно подтолкнул меня в спину, напутствовав: — Просто сделай, что он просит. — А что делать-то? — громко спросила я, перекрикивая собачьи вопли и маты троицы, продолжавшей держать визжащих псов. — Пусть станцуют, — царственно махнул рукой Семен Тигранович. Бедные псины. «Успокойтесь, — послала я мысленный сигнал, — я с вами, все в порядке». Собачьи сознаньица учуяли меня, и лай стих. — Отпустите собак, — велела я, — не укусят, не бойтесь. Послушался только один. — Я сказала: отпустите. Я их держу. Второй разомкнул руки и попятился в круг, не разгибаясь. Его поза так и провоцировала на пинок. Третий упорствовал. — Да отпусти же! Будешь держать — он не станцует. Сработало. Собаки теперь стояли в кругу, глядя на меня чуть недоуменно и доверчиво, и вертели лохматыми хвостами. — Музыка нужна, — сказала я, позволив себе немного капризный тон. Один из бандитов, стоявших рядом с Семеном Тиграновичем, бритый верзила в дорогущем пальто и таком же, как у шефа, шарфе, переспросил: — Какая именно? — Танцевальное что-нибудь. «Владимирский централ» отставить. Круг заржал. Семен Тигранович махнул золотозубому водителю, тот метнулся к машине, пошуршал внутри и крикнул: — «Чикаго» [20] подойдет? — Подойдет. Заиграло что-то бодро джазовое. Несколько секунд я вслушивалась в ритм. Поехали. «Это совсем нетрудно, вы справитесь, мои хорошие». Собаки завертелись на месте, затем самый лохматый, в свалявшихся серых дредах кобель встал на задние лапы, и его примеру последовали две суки — старшая, ржаво-рыжая, с терьерскими кровями, и младшая, почти щенок, черная и кудрявая, как овечка. Семеня на задних лапах, они обошли круг (зрители, притихнув, чуть расступились), потом встали в ряд и изобразили канкан. Глядя, как дворняги вскидывают лапы в ритм, мужики сначала притихли, потом стали посмеиваться, потом кто-то захлопал — и вот уже все дружно по-детски присвистывают и аплодируют. Собаки меж тем изобразили некое подобие «танца маленьких лебедей», потявкивая и подвывая в такт, чем вызвали очередной всплеск эмоций, а потом музыка кончилась. Я вернула вынужденных артистов в естественное положение — на четыре лапы, — но продолжала их придерживать. — Давайте еще разок, на бис, — предложил кто-то. Тут же началось: — А вприсядку слабо? Типа «яблочко»? — Не-не, нижний брейк, нижний брейк! — Не, надо эту — лезгинку! Пап-пада-ба-па-па-да, пап-пада-ба-па-па-да! Асса! Асса! Идею подхватили. Кто-то заблажил с наигранным акцентом: — На Кавказе есть гора, самая високая, под горой тичет Кура, самая глубокая! Леригби-леригби, жижигога леригби!.. — Эй, тихо вы! — охладил их голос Семена Тиграновича. — Не расслабляемся. — …чача глория асса!.. — Да есть еще время, Семен Тигранович! — выкрикнул какой-то обиженный зритель. Я опять стала замерзать. Скорее бы приехал Артем. — А с людьми так (пауза) умеешь? Все стихли. К чему он клонит? — Я не пробовала никогда. — А ты попробуй. Давай, не стесняйся. Вот (пауза), Грифа попробуй заставь сплясать. В круг выступил птицелицый знакомец. Гриф, значит. А я-то его «цыпленком»… Я закрыла глаза, чтобы чутче контролировать зов, и разостлала его надо всем двором. Тогда, в машине, у меня получилось… не подчинить себе, но почувствовать их точно так же, как я чувствовала животных. Нет, сейчас никак. Только три присмиревших песьих сознания. Никак. Наверное, это от слабости и не проходящего головокружения… не могу сосредоточиться. Я попробовала еще раз, и в какой-то миг поймала едва заметное колыхание паутины: кто-то был пойман, но это был не Гриф, точно не он. Кто-то дальше, на противоположной стороне круга. |