Онлайн книга «Белоснежка и семь апостолов»
Четвероногие пленники представлялись мне катышками пуха, нежными, трепетными, теплыми — этот же казался плотным, как хлебный мякиш. «Шевельнись, — попросила я. — Подойди». Мякиш вздрогнул, забился, словно услышал не зов, а гром набата; и тут на самой границе паутины, там, где никого по моим предположениям не могло, не должно было быть, обнаружили себя еще два человеческих мякиша. Не успела я удивиться, как… — Ай, люли-люли-люли! — пустился в пляс Гриф, чертов скоморох. — Ай, люлюшеньки лю-лю!!! Ой, братцы, не могу, держите меня семеро, ноги сами дрыгаются! Зов свернулся. Собаки заскулили. Накатил предобморочный звон в ушах. Картинка перед глазами подернулась зеленью, свет сделался ослепительным. Макс подхватил меня ровно в тот момент, когда подогнулись колени. — Ни хрена она не может, — услышала я сквозь звон хриплый голос Грифа. Лапища Макса притронулась к лицу и легонько потрепала по щеке: — Ты как? Слабость отступила. Я привалилась к нему, как пьяная, с трудом удерживая зовом собак, которые готовы были кинуться врассыпную. Семен Тигранович склонился к уху лысого, того, что спрашивал про музыку, и секунд десять что-то ему нашептывал, потирая руки. Тот все это время смотрел на меня пристально и зло (по этому уничтожающему взгляду я поняла: это его зацепило зовом), а потом решительно замотал головой. Семен Тигранович отстранился и изрек: — Вот и я думаю. Собак пристрелить, циркачку вернуть в машину. Во мне будто спустили какую-то пружину. Сволочи! Какие же вы все сволочи, в собаках этих больше благородства!.. Я заставила своих артистов, не дожидаясь, пока бандиты похватаются за оружие, сигануть через их головы и гепардовыми скачками пуститься к спасительным воротам. Через секунду раздались первые выстрелы, но бандитам мешал свет собственных фар: все они были направлены внутрь двора, и за пределом импровизированной сцены был мрак. Собаки скрылись. Я проследила их координаты в паутине зова: напуганные, но все еще подконтрольные, они стремительно неслись прочь. «Выждите немного и возвращайтесь», — послала я просьбу вдогонку. Хорошо бы они вернулись с собратьями — и чем больше их будет, тем лучше. Мне совсем не нравится то, что здесь происходит. Мне нужна армия. Я распростерла зов дальше, метров на триста, и нащупала в заброшенных бетонных лабиринтах еще не меньше двадцати дворняг и какую-то живность помельче — крыс или мышей. Приходите все. Приходите, мне нужна помощь. Колени опять подломились, и Макс почти волоком оттащил меня к машине. — Сиди тихо, — шепнул он, — я сейчас, — и вернулся к товарищам. Чик — и стало темно и беззвучно. — …вай-давай, очухивайся, ну, девочка, давай! Макс тряс меня за здоровое плечо. Я открыла глаза, и он сунул мне под нос плоскую флягу: — На, коньячку глотни. Полегчает. Я послушно приложилась к фляге. Внутри что-то всхлипнуло и расправилось, как хирургическая перчатка, когда ее надувают. Я задышала глубоко и часто, глаза заслезились. — Ну вот, — удовлетворенно пробормотал Макс, пряча флягу в карман. — Скоро уже Артем подъедет. — Макс, — тихо сказала я, когда дыхание выровнялось, — мне кажется, тут что-то не так. — В смысле? — насторожился он. — Кончай прикидываться. Там на крыше засели два вооруженных человека. Мне говорят, что мы ждем Артема, а готовятся как будто к штурму со спецназом. — А как ты… Он осекся. Поднял на меня виноватые глаза и полез обратно в карман за фляжкой. — Нас убьют, да? — спросила я. Он лихорадочно, чертыхаясь шепотом, отвинтил крышку, в два глотка высосал все содержимое и засопел в рукав. — Тебе нельзя, ты ж за рулем. Так как? Убьют? — Может, и нет, — аккуратно подбирая слова, ответил он после долгого раздумья. — Как получится. Во всяком случае — не всех. — А как это будет? Пуля? Петля? Камень на шею? А? Макс уставился на фляжку, как будто собирался тренироваться в телекинезе. — Наташ, заткнись, пожалуйста. Просто заткнись. Кузнецов — Артем, что это было? — требовательно спросил я. — Ничего, — огрызнулся Горинец. — Веди давай. Езжай медленно и смотри по обочинам — не пропустить бы. — Кого? — Человечка нужного. Я послушался, в который раз проклиная себя за мягкотелость. Чуяло мое сердце — это был не последний сюрприз за сегодняшнюю ночь. Оставалось стиснуть зубы и ждать удобного момента схватить Горинца за жабры. Мы поползли по дороге со скоростью пьяного ужа. За окнами многоголосо выли собаки. — Что им неймется? — проворчал Замалтдинов. — Для свадеб вроде не сезон. — Вон, тормози! — Рука Артема с указующим перстом оказалась на моем плече. Точно, впереди справа на обочине дороги выросла из темени человеческая фигура. Человек заметил нас и подошел к самому краю. Он был молод, наверное, чуть старше тех ребят, которых Артем оставил (оставил ли?) в городе. Одной рукой он замахал нам, другую сунул в просторную сумку, которую нес через плечо на длинном ремне. — Это брат Николай, — пояснил Горинец, — прошу любить и жаловать. — Чей брат? — среагировал Замалтдинов, но вопрос остался без ответа. Очень мне не нравилось, как этот брат руку в сумке держал. Очень. Здоровенная была сумка, в такую можно и базуку упаковать. Я встал, не доехав до незнакомца десятка шагов. Положил ладонь на рукоять пистолета — так вернее. Юноша заторопился к нам, на ходу вынимая из сумки… нет, отбой; это оказалась всего лишь бумага. У него была засаленная черная челка на пол-лица, одет он был не по сезону легко: во что-то джинсовое и обтягивающее. — Привет! — звонко крикнул он, подбежав к самому капоту. Оперся об него, пристально вгляделся в наши лица — в каждое по очереди, в свете фар глянул на свою бумагу и с непонятной решимостью наставил на меня указательный палец. — Ты, — сказал он, — Андрей. Так? Я непонимающе обернулся к Артему. Но тот смотрел мимо. С любопытством и изумлением — на стоявшего на дороге бродягу. «Северное сияние» свидетельствовало о возбуждении, вызванном смешанными эмоциями. Дошло: Горинец точно так же, как и я, видит этого человека впервые. По крайней мере живьем. — Ты, — продолжал парень, — Марат. А вы — апостол Чжао и апостол Артем. — Мы это, мы, — помахал ему с заднего сиденья Горинец. — Чжао, подвинься. Брат Николай, давай к нам. Парень счастливо заулыбался, как будто на темной дороге перед ним распахнул двери лимузин, полный рок-звезд и порноактрис, аккуратно сложил свою странную бумагу и пристроился на заднее сиденье. |