Онлайн книга «Как Путин стал президентом США: новые русские сказки»
— Я знаю, я знаю! — закричал темпераментный Бендукидзе, большой гурман. — За стеклянными дверями стоит Мишка с пирогами (Лесин поморщился). Мишка, Мишенька, дружок, сколько стоит пирожок? Пирожок-то стоит три, а водить-то будешь ты! — и он резко выбросил палец в сторону Евтушенкова. — Неправильно, неправильно! — закричал Евтушенков. — Это неправильная считалка! Вот я другую знаю! — и он принялся считать, четко отрубая ритм и резко тыча пальцем в грудь каждого считаемого: Солнечный круг, немцы вокруг, Путин пошел на разведку! В ямку упал, ножку сломал и на прощанье сказал: «Пусть всегда будет водка, колбаса и селедка, и зубной порошок, чтобы чистить горшок!» Горшок выпал Гусинскому, но тот немедленно среагировал: — Я горшки обошел и до Ленина дошел! По законам олигархии, если кто быстро перепасовывал наезд, того не трогали и даже уважали. — А давайте «раз-два-три-четыре-пять, вышел зайчик погулять», — предложил Чубайс. — Что ты все скучные какие предлагаешь! — осадил его Березовский. — Это каждый дурак знает! — Я дурак? Я дурак, да? — обиделся Чубайс. — Да! — с вызовом ответил Березовский. Он никогда не боялся спорить с властью, особенно после получения депутатской неприкосновенности. — Я дурак, а ты умный, по горшкам дежурный! — заявил Чубайс. Олигархи зааплодировали: им нравилось, когда Березовского ставили на место. — А я вот какую знаю, — вступил Абрамович. — Меня на Чукотке научили. Шла машина темным лесом за каким-то интересом, инте-инте-интерес, выходи набукву С! Все с любопытством посмотрели на Смоленского. Еще не было случая, чтобы Смоленский не отмазался. — А буква С не подошла, выходи на букву А! — не оплошал он и на этот раз. — Отоврался! отоврался! — радостно кричали олигархи, хлопая Смоленского по плечам. Авен насторожился и поежился. — Нечестно! — сказал он. Я лучше знаю. Катилась мандаринка по имени Иринка, в школу не ходила, двойку получила. А когда пошла опять, получила цифру пять. А когда пошла домой, получила цифру ноль! Ноль выпал Лесину. Лесин был человек с железными нервами. — Я в такие бессмысленные игры не играю, — пожал он плечами. — Что за бредовый текст! Я предлагаю старый, проверенный вариант: эники-беники-ели вареники, эники-беники-клец! Клец выпал Гусинскому. Но Гусинский тоже был не пальцем делан и немедленно нашелся: — Там продолжение, продолжение! Эники-беники-клец, вышел советский матрос! Матроц, как всегда в считалочках Гусинского, выпал Березовскому. — Это что еще за матроц! — возмутился Березовский. — Матроца не бывает! Это все ваши еврейские штучки! — Еврей, еврей! — заобзывались олигархи, обрадовавшись поводу потыкать пальцем в одного из себя. — А ты не еврей, да? — обиженно спросил Гусинский. — Я еврей, а ты не еврей? — А я карачаево-черкес! — радостно запрыгал Березовский, показывая удостоверение. — А я чукот, а я чукот! — весело вторил ему Абрамович, тоже размахивая удостоверением. — Не чукот, а вовсе чукча! — поправил его Фридман. — Сам ты чукча, а я чукот! Воцарилось веселье. Кто-то тыкал пальцем в Гусинского и обзывался, кто-то пел, кто-то скакал на одной ножке. Чубайс чеканил мячик. Потанин бегал вокруг стола и в избытке жизненных сил пел песню: — Сидели два матроца, курили папироцы! Один недокурил, собаке подарил! — Кто обзывается, сам так называется, — угрюмо сопел Гусинский. — Я Биллу Клинтону скажу. — Собака побежала, начальнику сказала! — продолжал петь Потанин, забравшись на стол. — Начальник рассердился и в чайник провалился! — Ребята, ребята! — пытался Волошин урезонить расшалившуюся тусовку. — Вы же так и не выбрали! Напоминаю: если вы не выберете одного, придется посадить всех! Это отрезвило собравшихся. Олигархи тяжело плюхнулись на стулья и налили себе лимонаду. — А я знаете как умею? — сказал Лесин, отдуваясь. — Я вот какую знаю: давайте, выставляйте кулаки! Все выставили пухлые кулачки. — Не один, оба! — командовал Лесин. — Ты, Лисин, не отвиливай! — подбодрил он почти однофамильца. — А теперь поехали: шла кукушка мимо сеток, а за нею стая деток, все кричали: «Кукумак, убирай один кулак!» Церемония была действительно сложной, как и большинство лесинских церемоний, и такой же юридически безупречной. Ткнутый пальцем в итоге очередного произнесения «Кукушки» убирал один кулак. Кто первым оставался без кулаков, тот выходил. Последними с кулаками остались, естественно, Гусинский и Березовский. Напряжение нечеловечески возросло. — А я еще вот какую знаю, — быстро затараторил Березовский. — Шел крокодил, трубку курил, трубка упала и написала… — Не сбивай, Боря, — сквозь зубы сказал Лесин. — У нас общие правила для всех. Гусинский обреченно зажмурился. — …Все кричали: «Кукумак, убирай один кулак!» — закончил Лесин. Березовский вышел. Гусинский остался. — Ты знал, ты знал! — кричал Гусинский. — Это несчитово! Все подстроено! Это ты, Чубайс, наглая рыжая морда! Чубайс отвернулся. Он никогда не мстил обреченным и только жалел, что однокашник проигрывает так некрасиво. Это клало тень на профессию. — Ладно, Вован, — сказал Ходорковский. — Все было честно, все видели. — Ну почему всегда я! — расплакался Гусинский. — Как обыск, так у меня, как в масках — так у меня! — Да хоре, Вова! — не выдержал Евтушенков. — Чего ты как маленький! Ты же сам попросил, чтобы к тебе пришли в масках! Ты их сам заказал, чтобы рейтинг поднять! (Имелся в виду забавный эпизод, когда в офис Гусинского явились веселые гости в масках зайчиков, белочек и трех поросят, чтобы немного развеять олигарха, чье угрюмое оппозиционное бурчание всем надоело.) Гусинский понял, что отступать некуда. Он приготовился проигрывать с достоинством. — Ну хорошо, — сказал он важно. — Уговорили. Но только на моих условиях. — Какие условия? — насторожился Волошин. — Если отдельные олигархи думают, что могут диктовать свои условия государству, то государство им очень скоро докажет совершенно обратное… — Не надо, Саша, — отмахнулся Березовский. — Все свои. Говори, Володя, свои условия. Все-таки никто не знал, на каком количестве осаленных олигархов остановится Путин, и следовало на всякий случай оговорить пристойную обстановку. — Во-первых, не больше чем на четыре дня, — важно начал Гусинский, вообще очень любивший общее внимание. Он почувствовал, что в его положении есть существенные плюсы: теперь все остальные олигархи перед ним как бы слегка виноваты, он мученик и может диктовать условия. — У меня переговоры. |