Онлайн книга «Желтая линия»
Если он жив, рассуждал я, значит, упал на мягкое — в болото. Если молчит, значит, одно из двух: либо уже утонул, либо рацию залила вода. В любом случае искать Щербатина следовало не на сухом берегу, а в самой грязи. Первые два танка, попавшиеся нам, мы простучали — вдруг откликнется уцелевший оператор. Но никто не откликнулся, и мы бросили это дело. Пусть о них заботятся спасатели. Мне важнее было отыскать Щербатина. — Щербатин! — громко крикнул я, уже не надеясь на радиосвязь. Мне никто не ответил. Мы уже прилично удалились от своих и не видели их за деревьями. Нуй настороженно поглядывал по сторонам, держа наготове ружье. Я снова позвал Щербатина, хотя не надеялся услышать ничего, кроме бульканья и вздохов из болотных недр. И вдруг позади нас загрохотали самопалы. Мы с Нуем мгновенно прильнули к земле, но затем с понимающими усмешками переглянулись. Ивенки не ушли, они пропустили пехоту и, сомкнув кольцо, снова взялись за стрельбу. Старый и хорошо всем знакомый прием. Командам это ничем не грозило, отбить такое нападение — раз плюнуть. Тем более что командир «Лавины» наверняка догадается взять под командование мою группу. Хуже было, что мы остались вдвоем без прикрытия и не сможем соединиться со своими. Но и это не слишком огорчало. — Будем пробиваться? — спросил я. — Или пойдем дальше искать? — Справятся без нас, — сказал Нуй. — Идем искать, время дорого. В этом он был прав. Мы прошли еще шагов тридцать, когда я увидел две металлические лапы и край башни, торчащие из болота. — Гляди, кажется… — заговорил было я, но не смог закончить. Какая-то сокрушительная сила ударила мне в спину. Я вскрикнул, падая на жухлую траву. Сначала показалось, что между лопатками положили гость льда, но на самом деле это был жар — ужасный, нестерпимый жар. Я перекатился на пару шагов, поднял голову, едва сдерживаясь, чтобы не завыть от боли. — Нуй! — крикнул я. Он стоял неподалеку в полный рост и задумчиво смотрел на меня. — Нуй! — Я был ошарашен. — В меня стреляли. Кто-то в меня стрелял! — Я знаю, — спокойно кивнул он. Затем не спеша поднял ружье и прицелился. — Эй, что ты делаешь?! — заорал я, невольно пригибая голову и закрывая лицо руками. Последнее, что я запомнил, — это ослепительная желтая молния перед глазами… * * * Мне было так больно, что я тихонько заскулил, едва очнувшись. Не открывая глаз, я скорчился, поджал руки и ноги, чтобы стать маленьким комочком, незаметным для боли. Но и маленький комочек испытывал такую же большую боль. Болела спина, рука, резало кожу на лбу и вокруг глаз. Я рискнул пошевелиться, опасаясь, что в любой момент мне станет в двести раз хуже. Но ничего особенного не произошло. Тело как болело, так и продолжало болеть. И вдруг я услышал, как кто-то поет. Я затих, мне показалось, что я схожу с ума. До меня доносился приглушенный, словно из-под земли, голос: Спокойно, товарищи, все по местам! Последний абзац наступает. Налей мне, браток, на прощанье сто грамм. Зачем же добро пропада-а-ет?.. Я повернул голову и наконец открыл глаза. Надо мной покачивалась худосочная веточка с мелкими листьями и зелеными шишечками. Тут же валялся мой шлем — обугленный, оплавленный, расколотый надвое. — Кто здесь?! — попытался крикнуть я, но крик не удался. Я начал подниматься — перевернулся на живот, подтянул колени, оперся на руки… И тут мне стало так больно, что я снова свалился. Из горла вырвался вой, выступили слезы. Придя в себя, я взглянул на руку, которая так дико болела. В тот же момент мне захотелось снова заорать. Вместо розовой ладони, гибких и умелых пальчиков, чуть ниже локтя, торчал черный обрубок. У меня круги пошли перед глазами. Я не мог взять в толк, как такое получается: смотришь на родную послушную руку, а видишь головешку. Не может ведь эта головешка быть моей рукой? Тут снова послышался голос: Прощай, подружка дорогая, Прощай, братишка ломовой, Тебя я больше не увижу, Лежу с квадратной головой… — Кто здесь? — заорал я. На этот раз в полную силу. — О-о! — удивленно проговорил голос. — Мой жалобный стон услышан! — Щербатин… — прошептал я. И закричал что есть сил: — Щербатин, ты где?! — Беня! Ты будешь смеяться, но я скучал без тебя. Если через минуту ты меня не вытащишь, мне придется дышать задницей, потому что остальное уже в воде. — Где ты? — снова спросил я. Голос шел словно из-под земли, я никак не мог понять направление. — Я, естественно, в танке. Извини, даже не могу помахать тебе ногой. Доверься сердцу и иди ко мне, ладно? — Я иду! — крикнул я, хотя по-прежнему не знал, куда. В голове зашевелились смутные воспоминания — две лапы, торчащие из болота. Я огляделся и наконец увидел их и округлый бок башни. Щербатин был совсем рядом. Я перепрыгнул с островка на корпус танка и постучал по нему рукояткой ножа. — Ага! — заключил Щербатин. — Ты пришел, сердце друга не ошибается. Люк видишь? Выковыривай. Крышка, тяжелая пластина размером с банный тазик, была почти полностью скрыта жижей. Я нащупал и повернул замок, но это было полдела. Покореженная пластина так просто не вынималась, требовалось приложить усилия. Я довольно долго поддевал ее ножом, одной рукой это получалось совсем плохо. Наконец удалось выковырнуть и вырвать кусок резинового уплотнения. Крышка сорвалась и бесшумно скользнула в жидкую грязь. В дыру тут же хлынула болотная вода. Я услышал короткий вскрик Щербатина, тут же перешедший в кашель и бульканье. — Давай! — из последних сил крикнул он. — Суй руку, тащи меня! Я сунул руку, обронив при этом нож, наткнулся на паутину каких-то ремней и шлангов. Дернул что есть сил, и тут же свалился в грязь. Упираясь коленками в скользкий бок танка и проклиная свою однорукость, я начал вытягивать Щербатина, понимая, что еще несколько секунд — и он захлебнется. Наконец из люка показался мокрый шевелящийся мешок с человеческой головой. Щербатин кашлял, отплевывался, силясь что-то сказать мне. Я продолжал тащить, при этом рвались какие-то провода и трубки, что-то трещало и скрипело. Я не ослаблял усилий, пока не вытащил приятеля на сухой берег острова. Только после этого я свалился на траву, тяжело дыша и сражаясь с болью, которая после физического напряжения навалилась всей своей непереносимой массой. — Не понял, — проговорил Щербатин, не переставая отплевываться. — А где все? Где дымок полевой кухни, где медсанбат, где ласковые руки сестер милосердия? |