Онлайн книга «Год Черной Лошади»
— Санчо, чего вы от меня хотите? — Ничего, — Санчо отвернулся. — Ну пожалуйста, Санчо! Скажите! Санчо снова посмотрел ей в глаза. Фелиса из последних сил сдерживала слезы. Тогда он счел возможным усмехнуться. Она поймала его улыбку — и робко, с надеждой, улыбнулась в ответ. Тогда он насупился и отвернулся; она начала всхлипывать, тогда он посмотрел на нее снова — и поманил пальцем… Она подошла. * * * До срока осталось пять дней. Ужасно мало. Вечность. — Я ходила к ним, — сказала вечером Альдонса. — Панчита опять в синяках… Я говорила с матерью. Она замолчала — надолго. — И что? — спросил наконец Алонсо. — Ничего. Говорит — он пока трезвый, так работящий и добрый мужчина, а что падчерицу бьет по пьяни — значит, любит. Воспитывает. — А она? — спросил Алонсо. — Мать? Альдонса пожала плечами. — Пять дней, — глухо сказал Алонсо. — Она сказала, если ты еще раз к ним придешь — она позовет алькада… — Хоть десяток алькадов. — Господин мой, — не к месту вмешался Санчо, — а вы помните, что было с этим Андресом, там пареньком, которого Рыцарь Печального Образа… ну, за которого заступился? Так хозяин его еще хуже… сорвал на нем злобу. Как бы с этой Панчитой… ну, то же самое не получилось. Тишина. — Санчо, — голос Альдонсы прозвучал напряженно, — а вы бы сами сходили к этим соседям… поговорили бы… без угроз, но по-свойски. Как-нибудь… а? — Да-да, сеньора, разумеется, — закивал Санчо. — Я схожу… может, и не понадобится копьем-то… может, по-хорошему получится. Говорят же — покраснеть не покраснеет, а подобреть, если хочет, так подобреет… Алонсо скептически хмыкнул. — Я пойду, — Альдонса поднялась. — Пойду спать… Алонсо, не засиживайся долго, ладно? — Я сейчас приду, — кивнул Алонсо. На самом деле он будет сидеть допоздна. Пока не станут слипаться глаза и не упадет на грудь тяжелая голова. Потому что слушать молчание Альдонсы в темноте спальни — нет сил. — Санчо… а ведь у вас тоже есть жена? — Конечно, господин мой. — И что… она вас спокойно отпустила? Никаких… отпустила? — Да ну, — Санчо беспечно махнул рукой. — Поплакала, конечно… баба есть баба… только пацаны мои уже подросли, в хозяйстве управятся, хорошие хлопцы… А баба, она все уши мне прожужжала, чтобы какого-то жалованья просил. Что оруженосцы жалование получают. Баба… — Сколько? — тускло спросил Алонсо. — Что?! — радостно переспросил Санчо, не веря своим ушам. Он подумал было, что господин его действительно намерился назначить ему жалование. — Сколько у вас сыновей? — переспросил Алонсо. — А-а-а… — Санчо попытался скрыть разочарование. — Четверо. Алонсо молчал. Ранние морщины на его лице обозначились яснее; Санчо сделалось жаль его. — Бросьте, сеньор Алонсо… Бог детей либо дает, либо не дает. Это не наше дело, это его Божий промысел… Бог старый хозяин — больше придерживает, чем раздает… — Последний, — сказал Алонсо. — Я — последний Дон-Кихот… — Сеньор Алонсо, — Санчо налег на стол локтями. — Вы меня простите, глупого мужика. Но вот… жалко, конечно, жалко, что прервался… Благородный род — это всегда жалко… Но вот что за беда?.. Кто о нем плакать будет, о Дон-Кихоте? Тот погонщик мулов, которому Дон-Кихот ни за что ни про что развалил голову на постоялом дворе? — Санчо, — сказал Алонсо после паузы. — В губернаторство на острове ты не веришь… Жалованья я тебе назначить не могу — не из чего, извини… Почему ты со мной идешь? — Так… это… — Санчо растерялся. — Традиция… Батюшка меня так назвал, Санчо… Традиция, говорит… И, опять же, все Панса, что с рыцарями уходили, домой живехоньки возвращались… не то что сами рыцари. Правда, вот, один мой родич без глаза вернулся, другому внутренности все отбили… А одному ногу переломали, так до конца дней и хромал… но ничего, главное — живехонек… Вот. А про губернаторство… Так легенда все-таки откуда-то взялась? Мы вот думаем, что легенда — брехня, а вдруг она не брехня? А вдруг да обломится мне губернаторство, а я в поход не пошел, на печи остался… Вот обидно будет, да? Некоторое время Алонсо смотрел на него — а потом расхохотался — весело, искренне. И Санчо подхватил этот смех, и так они смеялись, оба страшно довольные друг другом, когда Алонсо вдруг осекся и нахмурился: — Кто это там? Альдонса, ты? В глубине комнаты плыла высоченная белая фигура, плыла, то открывая, то снова закрывая собой звездное небо за окнами. — Альдонса? — неуверенно переспросил Алонсо. Он прекрасно видел, что это не Альдонса. Это кто-то высокий, ростом с него, Алонсо; светлый плащ падает до пола, лицо закрыто складками капюшона, голова опущена, походка странная, неровная, как будто человек пьян или ранен и вот-вот упадет… Санчо оглянулся и посмотрел туда, куда напряженно глядел его хозяин. — Что? — переспросил удивленно. — Да кто там ходит? — Алонсо встал. Санчо ухватил его за рукав: — Кто ходит? Где ходит-то? — Ты ослеп? Да вон же! Санчо смотрел на него теперь испуганно: — Сеньор Алонсо… Нет там никого. Что вы… — Как нет?! Я своими глазами… В глубине комнаты действительно никого не было. Пусто. Секунду назад был — и вот пропал… Алонсо стряхнул руку оруженосца и шагнул навстречу ночи за окнами. На него пахнуло пряными запахами запущенного парка; он прислушался — за окном бушевали цикады, но звон их разбивался о стены дома, как разбиваются волны о борт надежного корабля, а здесь, в доме, стояла обомлевшая сонная тишина… Тогда ему стало страшно. Ведь он ясно видел бредущую в темноте высокую фигуру. Он ясно видел… Рубашка прилипла к спине. Взгляд — невольный, суеверный — на шторку, прикрывавшую мутноглазый портрет безумного Дон-Кихота, сеньора Кристобаля Кихано… — Санчо… — сказал он и поразился, как жалобно звучит его голос. — Ты здесь ничего не видел? Оруженосец был уже рядом. Коснулся его руки: — Сеньор Алонсо… Тут у вас дом такой, то лестница скрипнет, то сквозняк пройдется… Может, и привидится всякое. Чего вы всполошились? — Привиделось, — сказал Алонсо, сам стыдясь своего детского страха. — Привиделось, Санчо… Бывает. * * * Алонсо брел, подняв свечку, и мечтал только об одном — поскорее добраться до спальни, когда в темноте ему померещилось не дуновение даже — так, колебание воздуха, пламя свечки дрогнуло и чуть не погасло. |