Онлайн книга «Алтайская баллада»
Председатель медленно повернул голову в сторону обвинителей. — Обвинение, у вас имеются вопросы к подсудимому? Шмыгнув тяжелыми сапогами, привстал Кашин. Председатель застыл за столом, окаменел. Заседатель Гусев крутил длинные, жесткие, бурые усы. Масленников, наклонив седую голову и поправляя левой рукой очки, записывал у себя на бумаге: «Спросить у няво, куды ему потребовалась етта курва Ползухина…» Кашин откинул со лба черный, тяжелый клок волос, поправил ворот черной косоворотки. — Вот вы, подсудимый, говорите, что хищений не было, а как же Латчин, Гласс, Гаврюхин, Брагин, Мыльников и другие все сознались, что расхищали. Кто сто пудов, кто триста? А? Кашин был убежден в виновности Аверьянова, в его голосе дрожали иронические нотки. Он смотрел на Аверьянова, немного закидывая голову назад, полузакрывая умные, насмешливые, большие, черные глаза, колол его черной щетиной коротко подстриженных усов. Аверьянов невозмутимо ответил: — Я не говорил, что хищений не было. Я говорил, что таких, какие нашла ревизионная комиссия из Губрабкрина, не было. — Ага. Нос у Кашина тяжелый, массивный, но с острой переносицей. Раздвоенный подбородок выдается вперед. — И вы ни в каких хищениях не участвовали? Аверьянов вздохнул, но глаз не опустил. — Нет, ни в каких. — А чем вы объясните свой разговор с Мыльниковым, когда вы его упрекали, что он вас с Латчиным надул, недодал вам керосину? — Это я его брал на пушку, чтобы поймать. — Сколько вы заплатили и чем Ползухиной за доху? — Доху я взял у Латчина на время, бесплатно. — Ага. Лицо Кашина кривится насмешливой улыбкой. — Сколько вы подписали фиктивных актов, вернее, подложных? — Не знаю. — Как не знаете? Без счета, что ли, подписывали? — Я, когда подписывал, не думал, что они подложные. Это все проделки Латчина, он мне подсовывал. Кашин привстает, обертывается к судьям. — Я прошу разрешения задать вопросы подсудимым: Латчину, Глассу, Гаврюхину, Брудовскому, Травнину. — Задавайте. — Подсудимый Латчин! Латчин встал, по-военному вытянулся. — …Скажите, сколько подложных актов вы подписали вместе с Аверьяновым, как это вы делали и знал ли об этом Аверьянов? Голос у Латчина громкий, четкий. — Шесть актов на сумму около семисот пудов хлеба и трехсот пудов мяса. Суть дела в том, что мы составляли дутые акты на хлеб и мясо, якобы принятые на хранение от «Хлебопродукта», а потом через некоторое время выдавали Брудовскому и Травнину, якобы принятые от них. Брудовский с Травниным продавали… Вырученные деньги мы делили поровну. Аверьянов аккуратно получал свою часть. Кроме того, мы составили еще акт на якобы уничтоженный керосин. Аверьянов тоже знал об этом. — Садитесь. Латчин сел. Аверьянов посмотрел на него с брезгливостью, но без волнения и злобы. Подсудимые Гласс, Брудовский, Травнин, Гаврюхин подтвердили слова Латчина, сказав только, что непосредственно с Аверьяновым дела не имели, знали только Латчина, но полагали, что Аверьянов в курсе дела. Защитник Аверьянова опустил бледное бритое лицо, надел пенсне, что-то записал. — Скажите, Аверьянов, с каким мясом вы ели пироги в день своего рождения? — Не помню. Кажется, со скотским и немного свинины. В публике быстрой змейкой прошипел смешок. Кашин побагровел, сдвинул брови, на секунду потерял самообладание. — Я вас спрашиваю, знали ли вы, что это мясо было украдено с боен? Отвечайте, а не валяйте дурака, не наивничайте, все равно не поверим. Председатель спокойно остановил: — Государственный обвинитель, призываю вас к порядку. Вы не можете делать замечаний подсудимым. Это дело суда. Кашин нервно откинул со лба волосы. Аверьянов не понял, почему рассердился Кашин. Не торопясь, ответил: — Совершенно верно. Накануне это мясо было отобрано Латчиным у мясника, укравшего его. Латчин принес это мясо домой и сказал, что годится на пирог, обещал заприходовать его и засчитать мне в паек. — Засчитал? — Не помню. — Ага… Латчин? — Ничего подобного. Я взял мясо, а Аверьянов знал, что оно краденое, и о засчете в паек мы с ним не говорили. — Аверьянов, за что вы взяли тысячу рублей у Брудовского? — Я не брал… Я просил только Латчина заплатить в «Хлебопродукт» мой личный долг тысячу рублей, и эту тысячу я потом отдал Латчину. — Латчин! — Это было так. «Хлебопродукт» получал у нас две тысячи кондиционной пшеницы. Чтобы дать заработать на этом деле Брудовскому и заработать самому, Аверьянов велел отпустить Брудовскому добавочно двести пудов за мнимую кондиционность. Значит, Брудовский получил кондиционную пшеницу, а надбавку на некондиционность взял себе. За это Аверьянов потребовал с Брудовского погашение его долга по «Хлебопродукту», что и было сделано Брудовским. Брудовский подтвердил показания Латчина, опять только заявил, что непосредственно к нему Аверьянов не обращался. Защитник Аверьянова снова что-то записал у себя на бумажке. Кашин шаркнул сапогами, сделал в сторону суда движение всем телом. — Я пока больше вопросов не имею. Дергая жидкую рыжую бородку, стал допрашивать лысый, щуплый, маленький общественный обвинитель беллетрист Зуев. — Скажите, Аверьянов, не покоробило ли вас, как коммуниста, когда Гаврюхин предложил вам муку сверх пайка? Не почувствовали ли вы, что он просто-напросто крадет и хочет угостить вас краденым? — Очень даже покоробило… — Какие же меры вы приняли против Гаврюхина? — Я его обматерил, пригрозил тюрьмой. — Вы пили казенный спирт? — Да, один раз напился пьяный у Латчина. — Говорил ли вам Латчин, что у вас из служащих кое-кто ворует. Ну, например, Прицепа? — Говорил, но я считал это пустяками, думал, они берут для себя куски. Не было работников, а время горячее… — Но все-таки вы хоть делали замечания Прицепе и другим? — А как же, материл без пощады. В публике опять змейкой прошуршал смешок. Зуев улыбнулся, привстал. — Вопросов больше не имею. Поднялась седая голова Масленникова. Масленников сердито смотрел на Аверьянова через очки. — Скажите, подсудимый, вы были в любовных сношениях с Ползухиной? |