Онлайн книга «Смерть меня подождет»
Я с наслаждением наблюдаю эту нежную картину. Впервые за много лет общения с эвенками я оказался свидетелем таких страстных излияний материнского чувства. Мне ни разу не приходилось видеть, чтобы женщины этого племени целовали своих детей. И вдруг такая картина! Очевидно, это пришло к ним с новой жизнью. Мать привычными движениями высвободила из платья налитые, тугие груди, и близнецы, приникнув к ним, начали сосать, аппетитно причмокивая влажными губами. Только теперь, при этом соединении с сыновьями, на лице матери появилось выражение блаженства, ее взгляд потеплел и засветился. Я отправился искать воду. Огненный диск солнца уже скатился по прозрачной синеве неба к краю земли, но было еще душно и жарко. Когда я вернулся на поляну, крикуны уже спали под ситцевым пологом, заботливо натянутым матерью. Горел костер. Олени ушли кормиться. Мать сидела у костра, чинила детскую рубашонку. Поджидая, когда вскипит чай, мы разговорились. -- Ты спрашиваешь, как меня зовут? -- охотно говорила женщина. -Хутама, по-русски значит -- краснощекая. А река эта -- Утук, ты угадал. Шибко худой речка, как бешеный... -- Куда же ты идешь? -- К матери в Альгому, -- Хутама ощупывает меня любопытным взглядом. -А ты был в Альгоме? Нет? Будешь близко -- заезжай, все равно что город, семь домов, магазин... -- Зачем бросила надолго малышей, ведь они от одного крика могли умереть? -- Олень с вьюком отвязался на тропе, а я сразу не заметила, только здесь спохватилась. Вот и вернулась за ним. Думала, скоро найду, а оно, видишь, весь день пропал... Теперь бы как далеко была! -- А раньше здесь люди ездили? -- Может, и ездили, не знаю. Старики пастухи сюда меня послали, говорили, что по Утуку можно пройти до озера Токо правой стороной. Тут где-то солонцы, эвенки раньше добывали баранов. Вот я и поехала. А дорога-то шибко худой, кругом стланик, камень, пропастина. Однако, напрасно послушалась стариков. -- И ты не побоялась одна ехать? Она удивленно скосила на меня свои черные малюсенькие глаза. -- Чего бояться? И одному человеку в тайге хорошо: если на себя надеешься. Ты далеко идешь? Где ружье, топор, есть ли спички? Тут без этого пропадешь... -- Ружье у товарища, он недалеко остался, на солонцах. При этих словах Хутама совсем оживилась: -- Солонцы, говоришь, тут близко, а почему твой котомка без мяса? -- Полную котомку нести мне тяжело. Мы там утром убили большого барана, я немного отварил мякоти на дорогу и ушел, а товарищу не в чем идти, сапог нет, понимаешь? Ноги сильно поранил. Я его оставил там. Хутама посмотрела строго, обвиняюще. -- Ты, однако, худой человек! Зачем товарища бросил?! Такого закона нет в тайге. Пьем чай -- и надо ходить за ним. -- Я его оставил на несколько дней, чтобы прислать за ним с устья Ивака оленей. -- Разве тут близко еще есть люди? -- Да, есть, эвенки и русские. Это экспедиция. -- А-а-а, -- протянула нараспев Хутама, будто это слово сказало ей все. -- Проводник у них Улукиткан. Знаешь такого? -- Из Покровского, которого в прошлом году слепого собака к Джегорме привела? Давнишний старик? -- Да, да! Вот эта собака, Кучум, спасла его. -- Эко здоровенный, как медведь! -- удивилась женшина. -- Видишь, собака товарищ лучше, чем ты. Чего смотришь, я правду говорю! Подкладывай дров, пусть скорее чай кипит, ходить буду за твоим другом. Хутама свернула починяльную сумочку, завернула ее в распашонку, положила в потку. -- Улукиткан хороший люди. Его язык не знает худой слова, его руки умей делать добро, кто ходил его тропою, не видел горя -- так у нас говорят. Все его знают. Добро, как ветер, далеко ходит по тайге. Скоро мы пили чай. Хутама оказалась пастушкой колхоза "Ударник", Как свободно она чувствует себя в этих диких горах, как далека она от многих условностей городского общежития! Ее дом -- зимою полотняная палатка, а летом -закопченный берестяной чум. Ее одежда и обувь сшиты своими руками. Друзья Хутамы -- тайга, костры, пурга, а желания -- дали. Пастухи-эвенки, жители этих мест, в силу необычных условий содержания оленей, принуждены весь год кочевать с колхозными стадами по широким просторам Приохотского края. Они сохранили в своем быту все лучшее, что дошло до них от предков -- лесных кочевников. И в то же время впитали в себя много нового. Там, в глуши лесов, вдали от поселений, у дымных очагов, рождаются и дети этого отважного племени. Нужны ли будут в будущем эвенку олени -- это решит судьбу пастухов. А пока что они свободны, как соколы, живут вместе с семьями в тайге, идут, куда ведут их стада. Хутама допила чай, вытерла подолом чашку и вместе с блюдцем спрятала в потку. -- Говоришь, убили барана? Жирный? -- почему-то вспомнила она и, не дождавшись ответа, добавила: -- Баран мясо хорошо! -- Она вдруг поднялась и, захватив узды, молча направилась за оленями. Минут через двадцать Хутама уже была готова покинуть стоянку: Кроме ездового, она взяла с собою трех оленей под вьюки. Расспросила коротко о пути, строго наказала: -- Не забудь, дров припаси, с мясом ночь будет длинная... Хутама бросает беглый взгляд на солнце, как бы засекая время отъезда, косит ласковые глаза на полог, где спят малыши, и покидает табор. -- Мод... мод... -- покрикивает она, скрываясь в чаще словно привидение, неслышными шагами. Следом за нею бесшумно, почти не касаясь земли, исчезают послушные олени. Красный платочек на голове Хутамы мелькает в стланиках. Я долго стою, смотрю ей вслед, взволнованный ее мужественной простотой, и все еще мне трудно понять, как можно женщине одной отправиться в такой далекий путь по дикому Утуку к Алданскому нагорью. Сколько жизненного опыта нужно человеку, да еще с грудными близнецами на руках!.. Для нас это героизм, а для нее -- будни. Томительно тянутся часы ожидания. День близится к закату. Уже конек творит вечернюю молитву. Вот он взлетает над дремлющими в тиши макушками леса, замирает, страстно трепеща в воздухе крылышками, и роняет с высоты свое однообразное: "Тир... тир... тир... сиа... сиа... сиа..." Тяжелый сумрак давит туман. В потемневшей синеве неба, низко над пылающим закатом прорезался кособокий месяц. Зажглись первые звезды. Караван вернулся потемну. Хутама вела трех навьюченных мясом оленей, а Трофим завершал шествие верхом. Оживший костер осветил стоянку. -- Ну и повезло же нам, пожалуй, за всю эту неделю привалило счастье! -- сказал весело Трофим, здороваясь. -- Кто мог подумать, что в этих дебрях мы встретим человека, да еще такого доброго и мужественного, как Хутама, -- ответил я. |