Онлайн книга «33 рассказа о китайском полицейском поручике Сорокине»
Все оглянулись к вошедшим, и у всех по коже пробежал мороз: у вестового была оторвана левая ступня, но на ноге ещё сидело голенище, прибинтованное снизу и прихваченное поперёк икры брючным ремнем. – Господи, как вас угораздило? – Штин вскочил с табурета и подхватил вестового. – Слушайте… – сухими губами прошептал вестовой. – Наши отходят на военный городок, просили поддержать. – И вестовой обмяк и уронил голову. – Одинцов, быстро его в угол на шинель, посмотри, что у него! Есть бинты? Все подскочили и подхватили обвисшее тело вестового. – Так. – Штин стоял с зажатой под мышкой папахой и чесал в затылке. – Здесь мы, кажется, отвоевались. На сборы три минуты. Замки забить, панорамы снять. Гоша, стройте людей, и выдвигаемся. Михаил Капитонович, вы как? – Я с вами, – ответил Сорокин, места для сомнений не было. Штин посмотрел на него с благодарностью. – Ответственность за оставление форта беру на себя. Вяземский, командуйте отходом! Через несколько минут вся рота с приданными ей артиллерийской и пулемётной командами собралась на западном склоне насыпи каземата. – Михаил Капитонович, пусть ваш сигнальщик просемафорит на бронепоезд о нашем продвижении, а то ещё шарахнут! Он шёл впереди, Сорокин – рядом, Вяземский с двумя пулемётами прикрывал правый фланг. Они двигались точно на север, в надежде перехватить отходящий гарнизон 3-го форта и встать у него в арьергарде. Остановить продвижение красных они даже не думали, потому что на ровном заболоченном месте в квадрате Спасск – форт № 3 – форт № 5 – Спасск (военный городок) зацепиться было не за что. Штин споткнулся и выругался. – Вы что-нибудь видите? – спросил он. – Только ногами и по памяти, – ответил Сорокин. Было темно, и сильно дул низовой северный ветер. Плотные облака с разрывами несло на восток, и между ними коротко, но ослепляюще ярко высвечивала луна: глаза слепли, когда луна появлялась, и снова слепли, когда она исчезала. – Можно ориентироваться только по звуку. – Сорокин тоже оступился, он попал ногой в яму и ухватился за рукав Штина. – Осторожно, Михаил Капитонович, не хватает нам ещё ноги покалечить! Мы же слышим, что бой идёт на севере и справа, на востоке?.. – Да, в принципе этого достаточно! Вдруг впереди, близко, они увидели две короткие вспышки. – Охранение! – сказал Штин. – Днём выставил. Чёрт, просил же спички беречь! Видимо, они встретились с их первыми… идёмте туда! «А как же беречь? – подумалось Сорокину. – Заказал две вспышки, значит – две спички!» Он хмыкнул. Действительно, они прошли шагов двадцать, и им навстречу встал человек. – Оржельский? – спросил Штин. – Я, господин капитан! – Можно не опасаться, – шёпотом сказал Штин, – я его по голосу хорошо знаю, вместо пароля. В эту минуту с правого фланга дал длинную очередь пулемёт. – Вяземский! – сказал Штин. – Что, Оржельский, докладывайте? Прапорщик Оржельский доложил, что его охранение встретило передовой отряд с 3-го форта, что их около 30 человек: все раненые и контуженные. – Сколько до военного городка? – спросил Штин. – Около версты, мы ходили туда ещё в сумерках, – ответил прапорщик. – Давай с ними туда, только в казармы не входите, расположитесь ближе к железной дороге, понятно? – Так точно, господин капитан! – Ну вот что, Миша! – Штин сел спиною на восток, поднял воротник шинели и закурил в кулак. – Давайте вашу фляжку и слушайте меня! – Господин капитан! – неожиданно из темноты послышался особенный голос Оржельского. – А?! Голос каков?! – не торопясь откликнуться, сказал Штин. – Мариинка! В полном составе! Ла Скала! Что вам, Оржельский? – Тута вас разыскивает поручик Су… – Гаспадин, капитан! – Это был голос Суламанидзе. Штин и Сорокин радостно глянули друг на друга. – Помогите ему! – Штин улыбался, в темноте Сорокин этого не видел, но он знал, что Штин сейчас широко улыбается. Сорокин пошёл на голос. – Забирайте меня! И Вязэмского, он бэз сознания. Четыре человека из команды Оржельского растянули шинель, перекатили на неё Вяземского и скорым шагом, болтая его свисшими ногами, пошли в сторону железной дороги. – Что с ним? – спросил Штин. – Нэ знаю, – ответил Суламанидзе. – Я когда подполз, он увидэл меня и… всё! А сердце бьётся и дышит! А сам… чёрт его знает! – Ладно, господа, Бог не выдаст – свинья не съест! Князь, вы туда? – Да, буду прикрывать, у меня четыре пулэмёта… – То есть вы?.. – Штин махнул рукой на восток в сторону 3-го форта. – Да, туда! – Хорошо! Тогда так, князь: засекайте время, через час мы будем на южной окраине военного городка, я с северной стороны дам несколько длинных очередей, они их засекут и начнут стрелять туда. Миша, а вы дадите сигнал на бронепоезд, чтобы подходил! Вы же, князь, как только я дам длинную очередь, снимайтесь и выходите на железную дорогу южнее городка! Ге и ге? Суламанидзе услышал это, зажал левой рукой рот, и Сорокин увидел, как у него поднялась правая рука так, как это делают, когда хотят по-дружески хлопнуть собеседника по плечу, но он только, давясь смехом, хрюкнул, комично козырнул, произнёс что-то вроде «Карги, батоно!..» и исчез в темноте. – Что вы ему сказали? – Я его спросил: он понял? Больше ничего! Они оба помолчали и, уже ни о чём не говоря, пошли к военному городку на южной окраине Спасска. Бронепоезд с защитниками 3, 5 и 7-го фортов и другими прибившимися к ним белыми удалялся от Спасска, стреляя из всех орудий на север, северо-восток и юг. Он набирал скорость, чтобы красные, которые за несколько минут до этого сломили сопротивление высаженного в балке десанта, не разобрали рельс и не поймали его в ловушку. Штин, как только влез в броневагон, выпил из фляжки Сорокина, лёг на пол и заснул. Вяземскому врач дал понюхать нашатырю, тот вздрогнул и открыл глаза. Суламанидзе вместе с денщиком Одинцовым, перемалывая железными, обросшими чёрной щетиной челюстями, догрызал печёных фазанов и пил из четверти. Сорокин ушёл в угол и открыл свой заплечный мешок. Он стал приводить в порядок вещи, ему попалась пожелтевшая листовка, напечатанная на дешёвой, рыхлой бумаге: это была присяга Верховного правителя Приамурья генерала Дитерихса от 21 июля 1922 года. Сорокин вздохнул, расправил её на колене и стал читать: «Обещаюсь и клянусь всемогущим Богом пред Святым Его Евангелием и Животворящим Крестом Господним в том, что принимаемое мною по воле и избранию Приамурского Земского Собора возглавление на правах Верховной власти Приамурского Государственного Образования со званием Правителя – приемлю и сим возлагаю на себя на время смуты и нестроения народного с единою мыслию о благе и пользе всего населения Приамурского Края и сохранения его как достояния Российской Державы. Отнюдь не преследуя никаких личных выгод, я обязуюсь свято выполнять пожелание Земского Собора, им высказанное, и приложить по совести всю силу разумения моего и самую жизнь мою на высокое и ответственное служение Родине нашей – России, блюдя законы ея и следуя её историческим исконным заветам, возвещённым Земским Собором, памятуя, что я во всем том, что учиню по долгу Правителя, должен буду дать ответ перед Русским Царём и Русскою Землёю. Во удостоверение сей моей клятвы я перед алтарем Божиим и в присутствии Земского Собора целую Слова и Крест Спасителя моего. Аминь». |