Онлайн книга «33 рассказа о китайском полицейском поручике Сорокине»
Ресторанчик «Таврида» располагался в неглубоком полуподвале – всего три ступеньки, Давид уже сидел за столом. Он увидел Сорокина и махнул рукой. Сорокин сел и удивился – Суламанидзе был задумчивым и молчал, – такого ещё не было. Михаил Капитонович подумал, что, может быть, у него не очень хорошо идут дела. В середине весны Давид снял небольшой домик с садом на самой окраине полупригорода, полудачной Моцзяговки, построил коптильню и уже снабжал несколько средней руки ресторанов на Пристани, доход был вполне приличный, и он собирался расширить дело, а для начала выкупить этот домик. Тогда, по словам самого Давида, один из банкиров, членов грузинского землячества, даст ему кредит и его дело… Здесь Давид закатывал глаза, делал мечтательный вид и глубоко вздыхал. Михаил Капитонович, зная гордый характер друга, решил ни о чём не спрашивать. – Только что встретил Юлю и Лелю, – сказал он, но Давид смотрел перед собой с таким видом, что Михаил Капитонович подумал, что, наверное, он пересчитывает в голове большие числа. – Да? Это – хорошо! Значит, не опоздают, – медленно и как бы в пустоту произнёс Давид. – Ты знаешь, что они идут сюда? – спросил Сорокин. – Конечно! Я же их пригласил… – сказал Давид и как будто взорвался. – Ты ведёшь себя, как гимназист… Мы немного посидим вместе, а потом уйдём, а ты останешься с Лелей… и вы обо всём договоритесь! Твоя англичанка всё-таки очень далеко, и, вообще, я удивляюсь вам, русским… Михаил Капитонович был ошеломлён. – Знаешь, Мишя!.. – Давид снова стал самим собой, наверное, он перестал пересчитывать в уме большие числа. – Я удивляюсь, какие вы нерэшительные с женщинами! Ми совсем другие! Нас по-другому воспитывают… Теперь Сорокин всё понял, но промолчал. – Нас знаешь, как воспитывают? Сорокин смотрел на Давида, у него стал появляться интерес. – Што молчишь? – Да так! Слушаю! – Михаил Капитонович развёл руками и удержался, чтобы не улыбнуться. – Мой папа, когда мне исполнилось пятнадцать лет, хотел повезти меня в Москву, в самый дорогой и шикарный публичный дом. Так сделал его отец! Когда папе было пятнадцать лет! Дядя отговорил, сказал, что надо в Ростов, сэйчас из Москвы в Ростов приезжают, чтобы… сам понимаешь… Мат плакала… но ми ей ничего не сказали… «Как – это? – подумал Сорокин. – Матери ничего не сказали, а она плакала!» – и снова удержался, чтобы не улыбнуться. – А там, знаешь… – Давид вдруг замолчал, и кожа на его лице приобрела густой оттенок. – Ах! Што говорить… там… – Он прервался и стал шевелить растопыренными пальцами. – Там… Чтобы не рассмеяться, Сорокин спросил: – Как её звали? – Кого? – Ну, ты сам говоришь, что там… – А! Изабелла! Или Жанетта! Их было несколько! Што ты на меня так смотришь? Нэ вэришь? – Верю, Давидушка, верю, – примирительным тоном ответил Михаил Капитонович, а сам подумал: «Врёт, но краснеет! В каком году тебе было пятнадцать лет, в 17-м? А до того ли было в 17-м? А может, и не врёт!» Когда эта мысль посетила Сорокина, он понял, что практически ничего не знает о своём друге. – Уфь, какие били женщины, огонь! С тех пор ни одной лучше не было! «Вот тут не врёт! – всё ещё сдерживая улыбку, подумал Михаил Капитонович. – Потому что, скорее всего, их просто не было». По лестнице спускались Гоша, Наташа, Юля и Леля. «Ну вот! Не дали Давиду высказаться!..» Сидели действительно недолго. Сначала под благовидным предлогом распрощались и ушли Давид и Юля, а через некоторое время Георгий и Наташа. Сорокин, когда друзья вставали и начинали объяснять какие-то свои необходимости и дела, внутренне вздрагивал, он ждал, что с ними поднимется и Леля, но она сидела, и продолжала сидеть, когда ушли Георгий и Наташа. «Вот как у них всё договорено!!!» – осмыслил происходящее Михаил Капитонович и почему-то почувствовал разочарование. Леля была весёлой и разговорчивой, когда все были вместе, и вдруг она замолчала. Она совсем ничего не пила, только вместе со всеми поднимала бокал, Михаил Капитонович за вечер несколько раз пригубил, а тут выпил бокал до дна. Леля смотрела на него широко раскрытыми глазами. Это ей так шло! Официант принёс десерт: нарезанные фрукты, приготовленные в горячей карамели, и чай. – Я не могу привыкнуть к их чаю, – шепнула Леля. – Что заказать? – в ответ прошептал Сорокин. – Кофе… – шепотом ответила Леля. – По-турецки? – громко спросил официант, который ещё был рядом. Леля смущённо кивнула ему, она взяла вилку и оторвала кусочек яблока, за которым потянулись стеклянные ниточки карамели. – А вот это я люблю! «Сладкое, конечно! Кто же не любит!» – подумал Михаил Капитонович. – А вы герой? – спросила Леля. – Про вас все говорят, что вы – герой! Михаил Капитонович смутился: – Ну, какой я герой… Это вам всё наговорили! – Нет, мне сказали, что вы – герой, и не отказывайтесь! – Леля обмакнула яблоко в чашу с холодной водой, и ниточки обломились. Она обкусывала карамель с яблока и наблюдала за Михаилом Капитоновичем. – Можно я буду вас звать… – она задумалась, – Михаилом Капитоновичем? Сорокин почувствовал себя неловко. – Вы непременно хотите звать меня по имени и отчеству? Продолжая обкусывать яблоко, Леля кивнула. «Она смеётся надо мной!» – подумал Сорокин и неожиданно для себя ответил: – Можно! Леля растерялась. – А как зовут вашего батюшку? – вдруг спросил Сорокин. Он не очень хорошо понимал, что делает, он только понимал, что происходит какая-то игра, и он начинает в неё играть. Леля смотрела на него, про яблоко она забыла. – Так как? Если это не является семейной тайной! – Нет, не является… – ставшим вдруг строгим голосом ответила Леля, она глядела в блюдце перед собой, и Сорокин увидел, что из играющей она превратилась в проигравшую. Леля молчала, Сорокин тоже. Леля взяла кусочек груши, и снова потянулись ниточки карамели, она обмакнула грушу в чашу с водой, и ниточки обломились. – Капитоном Михайловичем! – Леля обкусывала грушу и смотрела в блюдце. – Значит, я вас буду звать… Леля Капитоновна? – спросил Сорокин. Леля, не поднимая глаз от блюдца, сказала: – Мой папа нас бросил и сейчас живёт с другой женщиной в Тяньцзине. Я не видела его больше года. И больше не увижу. – Извините! – Сорокин понял, что игра не по его вине закончилась. – Только вы не думайте, что я гордячка! Просто мама очень сильно переживает… |