Онлайн книга «Атаман Войска Донского Платов»
— Не потоните там… атаманцы… — из темноты насмешливый голос есаула. Казаки, выбравшись, вновь разбиваются в полковые колонны. Командиры соблюдают дистанцию в полтораста шагов, ждут отсталых, пропускают вперед егерей. — До французов далеко? — Верст пять. — Тоже мне — набег… — Никак дождь спускается? — Чего доброго… Только и осталось… — Нет. Ветер… Мимо пронесет. Пока стоят, Степан, скособочившись в седле, закатывает синюю с невидимым в темноте голубым лампасом штанину, подтянув к груди колено и уцепившись за задник, стягивает сапог. — Чего ж ты верхи [145] переобуваешься? Слазь, я подержу. Тихий — вполголоса — приказ вскидывает едва успевшего переобуться Степана в седло. Головные ряды трогаются и, зацепив поднятую пехотой пыль, выходят на дорогу. — Шагом, — еще раз предостерегает из темноты Фомин. С полверсты идут молча в полной темноте. Дорога забирает все правее и правее. — То-то темень! Глаз коли!.. Внезапно, как из-под земли выныривает огонек. — Чего это? Не французы? — шепчет, склоняясь, сосед. — Тут яр, а в яру — деревня, — приглушенно объясняет кто-то спереди. Дорога ныряет в овраг. Крутнув, наискось по склону выводит на ту сторону. И вправду деревня. — Вечеряют люди, и горя им нет. Редкие огоньки, прощально мигнув, пропадают за краем обрыва. Слева на небе из-под сносимой ветром тучи проглядывают звезды. Под ними умноженным, зеркальным отражением неясно сквозь кусты и угол леса мерцают костры французского лагеря. Версты три шли полем. Яснее видны стали края неба, искромсанные верхушками леса. Далеко справа осталась река. — Эх, вынесло нас на бугор, — приглушенно говорит кто-то сзади. — Осенью у воды завсегда теплее. Это что ж нам? Всю ночь иттить? Медленно, шагом — не дай Бог пеших обогнать! — тянется через ночь огромная колонна. Еще один овраг, и, чуть поворотив, идут дальше. Лес уже и слева и справа. Ни звука постороннего, ни огонька. Лишь мерный топот, да пыль, раньше сносимая, полезла теперь в глаза и ноздри. Через полчаса снова огни и — сквозь непродыханную пылюку — резкий запах близкой воды. От головы колонны кто-то скачет. По древку пики — казак, скорее всего — вестовой. — Слышь, станичник? Иде это мы пришли? Что за речка? — Росинка, — роняет казак и, углядев командира сотни, передает приказ: — В деревню не спускаться. Идти верхом по-над рекой. До полуночи шли над тихой речкой Росинкой. — Чего это впереди? — Вроде церква… Засуетились, поскакали взад-вперед вдоль колонны посыльные. Ясно долетел недалекий петушиный крик. — Тут, должно, и станем. — А набег? — Ку-уды… Такой махиной ночию в набег?… Теперь гляди, иде какой катух (хлев)… — А в хату?.. — В хату постановят тех, кто станицы Казанской. — Га-га-га! Через чего ж это? — У них тут, в России, родня. — И передразнил: — На пече сидела собачкя, я её дрючкём, она хвост крючкём ды за речкю [146] . — Го-го-го-го! — Ну, вы не дюже… ласкири! — Р-разговорчики! — Стромилово. Пришли. Всю ночь простояли под деревней Стромилово. Офицеры грелись в избах. Дважды еще кричал невидимый во тьме петух. — Вот поглядишь, кто-нить из наших его все одно закогтит. Светало. Невыспавшиеся, продрогшие в одних кафтанах казаки вновь строились в поле за деревней. — Теперя куды? — Начальство знает… — Вон наши из леса. Француза открывали. — Гля, ведут одного. — Скорей бы уж. В сражении согреемся. Ветер утих. От реки полз по полю туман. В сером, пронизывающем воздух рассвете стали различимы красные мундиры соседнего полка. От церкви показалось начальство. — Ну, проснулись… Сейчас пойдем. — Это самый Орлов-Денисов и есть? — Тю! Давя что ль не видал? Орлов-Денисов, бригадные и полковые командиры съехались, переговорили. Чуя скорый поход, с переливом заржал чей-то конь. — Чего ждут-то? Орлов-Денисов, дав знак, вздыбил и рывком повернул к лесу коня. — С Богом! Балабин, перебивая: — За мной, — и шибко — правее, наискосок. Подрагивая на рыси, ряды разом двинулись через поле. Потекли над белым морем. Казалось, что туман скрадывает дробный стук тысяч копыт, гасит звуки. — Придерживай, лес впереди. Шагом, и не растягиваться, — передал сотенным полковник. Перешли на шаг. Тих и пуст был серебристо-серый лес, отделяющий их от неприятеля. За безмолвной стеной его еле слышно пели далекие трубы — во французском лагере играли побудку. А немного погодя — бум! — и вдогонку — бум-бум! — С пушки вдарили! Слышь, как гудет? Бригадный Балабину досадливо: — Припозднились мы… — Успе-ем… Отделились, забирая правее. — Куда это мы? — Гутарили, самого короля брать… Вестовой догнал и завернул к главным силам. Когда прошли лес, солнце уже показалось, но открывшийся за лесом луг был затенен и укрыт туманом, и лишь в дальнем конце его, куда добивали первые лучи, светло и радостно переливались краски осеннего утра. В верстах трех с небольшим за речкой светилась белая стена каменной церкви, вокруг вились, мешаясь с туманом, дымки костров. Слева лениво громыхало. А совсем близко — в полуверсте, не больше — по лугу, утопая по стремена в тумане, укутанный в белые плащи легкой рысью шел на звуки выстрелов французский разъезд. Орлов-Денисов и бригадный — полковник Греков 18-й — поравнялись с передовой цепью, остановившейся на опушке. — Здесь? — Здесь. — Не поздно мы? — Ничего. Вразброс подошла передняя сотня Атаманского полка, донская гвардия. Служила здесь рядовыми и урядниками молодежь лучших донских родов. Потянул из ножен узкую и длинную шашку и крикнул им Орлов-Денисов: |