Онлайн книга «Отягощенные злом. Огонь с небес»
Немой отвел нас в бывшую оружейную комнату полка, которая теперь превратилась в подпольный магазин, где можно было купить все, что угодно. Имеющееся в наличии и цены на него были записаны ручкой в заляпанный, затертый гроссбух. Выбор был ограниченный, но приличный, нет ничего лишнего, но есть все, что нужно. Видимо, тут и казаки отоваривались, и частники из охранных компаний. Приступим, Богу помолясь… Автомат. Укороченный «АК-200», ствол дюймов четырнадцать… привык все в дюймах мерять, никак не отвыкну, на него навернут титановый глушитель в мешке из специального синтетического материала – чтобы не давал миража. Магазины – на шестьдесят и на девяносто патронов – самые новые, четырехрядные, штурмовые. Прицел – красная точка, с увеличителем позади – чрезвычайно удобная, скопированная у североамериканцев штука, у нас она называется «Кобра». И увеличитель – не три, как у американцев – а более привычный для нас – на четыре. Но ставится так же – сзади на кронштейне, откидывается при ненадобности в сторону. К этому ко всему – фонарь, способный работать в двух диапазонах, и лазерный прицел – тоже который может работать как в видимом спектре, так и в невидимом. Подствольный гранатомет. Пистолет. Русский «браунинг», сестрорецкого завода, удлиненный магазин – двадцать два патрона вместо пятнадцати. К нему – глушитель и лазер, тоже двухдиапазонный. «Тейзер». Американский дистанционный, самой последней модели на три картриджа. Возможно, и пригодится, даже наверняка пригодится. Это мы для них чужие. Они пока остались для нас своими. По крайней мере, большая их часть. Одежда. Прочные горные ботинки армейского образца, вибрамы – их здесь носят все кто ни попадя. Штаны из светлого, прочного, похожего на парусину материала, из такого же материала рубашка – с длинным рукавом и без украшений. Меховая безрукавка из бараньих шкур мехом вниз – ее здесь носят даже летом, потому что по ночам бывает, что и холодно. Днем, конечно, снимают. Дешевые электронные, очень прочные, часы, сейчас они есть у всех – еще лет тридцать назад, когда часы были только механическими, наличие часов выдавало определенно богатого человека. Средства связи. Тут скупиться нельзя. Рация – hands free, последнего поколения типа «Светлячок» – у нее есть возможность работы внутри группы, выхода в эфир, сканирования частот, динамической отстройки от помех, плюс еще ларингофон на горло, чтобы руки не занимать, и все это удовольствие полтора килограмма весит. Без связи война – не война, даже не представляю, как раньше без такой связи воевали. Араб вооружился в качестве основного оружия карабином Драгунова. Мощное и точное оружие, складной приклад, может использоваться в качестве снайперского, а может и для быстрой работы на средней дистанции, и накоротке. В отличие от старых моделей, еще армейского образца, этот был подготовлен к стрелковым соревнованиям: великолепный прицел 1,1 х 10 и механические прицельные, выведенные вбок. Ствол у этой модели тяжелее стандартного, армейского, оттого и баланс плохой – но для снайперского оружия это допустимо. Расплатились золотом, червонцами – здесь червонцы в цене, они хорошо идут при расчетах в Афганистане, нормальные деньги там всего лишь бумажки, про кредитные карты многие и не слыхивали, а вот золото – это золото. Отдали почти все, что у нас было, – скорее всего, нам больше оно и не потребуется… – Сидите тихо, – сказал нам Медведь, закрывая дверцу грузового контейнера перед тем, как запломбировать его заново, после того как мы погрузились в контейнер сами и погрузили оружие и снаряжение. – Контейнеры эти сгружаются вилочным погрузчиком на грузовой склад. Он внутри периметра, не охраняется, вокруг только сетка-рабица. Подождите с полчаса и вылезайте. Если что, я вас не знаю. – Верно… – сказал я. – Благодарю за все… – Пустое. Удачи вам. – И вам. Хлопнула дверь, отрезая нас от света, от мира на два часа. А может – и навсегда – если не сработает мой план. Взревел мотор – и бронированный «АМО» покатился под гору по едва заметной тропке, направлением к дороге. Мы остались одни. – Ну что, Араб? – сказал я, в тесноте контейнера голос звучал глуховато. – С нами Бог. – С нами Бог, за нами Россия. Дорога была недолгой, ехали чуть больше часа. Самое плохое было ожидание и темнота. Бухтел мотор, иногда контейнеры стукались друг о друга, и мы даже толком не знали, зачем мы идем туда. Зачем? Посмотреть в глаза Каляеву? И что это даст? Он свой путь выбрал, а я за всю свою жизнь не видел ни одного раскаявшегося предателя. Убить его? И всех остальных там? Вдвоем? Но и просто бежать – нельзя. Перебраться через границу, потом в Зону Племен, потом через Карачи и через океан – в САСШ? Да запросто. Вот только получится в итоге – что мы проиграли. И даже хуже – отказались от борьбы… Средь оплывших свечей и вечерних молитв, Средь военных трофеев и мирных костров Жили книжные дети, не знавшие битв, Изнывая от мелких своих катастроф. Детям вечно досаден Их возраст и быт — И дрались мы до ссадин, До смертных обид, Но одежды латали Нам матери в срок — Мы же книги глотали, Пьянея от строк. Липли волосы нам на вспотевшие лбы, И сосало под ложечкой сладко от фраз, И кружил наши головы запах борьбы, Со страниц пожелтевших слетая на нас. И пытались постичь Мы, не знавшие войн, За воинственный клич Принимавшие вой, Тайну слова «приказ», Назначенье границ, Смысл атаки и лязг Боевых колесниц. А в кипящих котлах прежних боен и смут Столько пищи для маленьких наших мозгов! Мы на роли предателей, трусов, иуд В детских играх своих назначали врагов. И злодея следам Не давали остыть, И прекраснейших дам Обещали любить; И, друзей успокоив И ближних любя, Мы на роли героев Вводили себя. Только в грезы нельзя насовсем убежать: Краткий век у забав – столько боли вокруг! Попытайся ладони у мертвых разжать И оружье принять из натруженных рук. Владимир Высоцкий. Знаменитый актер синематографа, певец, бард. Он умер много лет назад – но его песни поют наряду с песнями Виктора Цоя, они живы в сердцах людей. Многие из тех звезд, что поют сейчас – канут в небытие уже через несколько лет, и их песни будут знать только знатоки – а песни Цоя и Высоцкого будут помнить и тогда. Потому что они пели о правильных вещах. О единственно правильных… Я вдруг понял, что я тихонько, на грани слышимости – пою. И не один… |