Онлайн книга «Снеговик»
— Ты находишь? Ну, пусть будет по-твоему! — Да ведь вы же сами смеялись, на них глядя! — Кто ж не смеется? Вся жизнь — это сплошной смех… Печальный смех, Юхан… — Ах, господин барон, гоните черные мысли. Какие будут приказания на нынешний день? — Никаких. Если мне суждено сегодня умереть, кто сможет помешать этому? — Умереть! Что за чертовщина лезет вам в голову! Вы нынче превосходно выглядите! — А ежели меня убьют? — Кому такое вздумается? — Многим; особливо тому человеку, что был на балу, я помню его лицо и угрозу… — Вы говорите о самозванном племяннике адвоката? Не понимаю, почему его лицо так тревожит вас. Ведь он ничуть не похож на… — Молчи, ты никогда ничего не видишь, ты близорук! — Отнюдь нет. — Этот нахал у меня в доме, на глазах у всех, осмелился бросить мне вызов! — С вами такое не раз бывало, и вы всегда смеялись! — А на этот раз я упал, как громом пораженный! — Это все проклятая годовщина! Вы отлично знаете, что каждый год в это время вы чувствуете себя нездоровым, а потом забываете об этом. — Мне не в чем себя упрекать, Юхан. — Черт возьми! Уж не думаете ли вы, что я вас в чем-нибудь упрекаю? — Но что же творится в моей бедной голове? Откуда Эти видения? — Э! Мороз тому виной! Со всеми это бывает! — С тобой тоже? — Со мной? Никогда! Я ем вволю, а вы ничего в рот не берете. Ну, откушайте хотя бы чаю. — Нет, еще рано. Что ты думаешь о словах итальянца? — Этого Тебальдо? Да вы мне ничего о нем не рассказали! — Верно. И не расскажу. — Почему же? — Это все слишком нелепо. Впрочем… скажи, как ты думаешь, враг ли мне Гёфле? Должно быть, враг! — С чего ему врагом-то быть? — Сам не знаю; я всегда щедро платил ему, и отец его был мне предан всей душой. — К тому же Гёфле весьма неглуп, краснобай, светский человек, и предрассудков у него нет, уж поверьте мне! — Ошибаешься! Он не хочет вести дело против Розенстейна; говорит, что я неправ; сегодня посмел спорить со мной. Ненавижу я этого Гёфле! — Уже? Ну, подождите немного. Посулите ему побольше денег, и он тотчас признает, что вы правы. — Я так и сделал вчера утром, а он резко отвечал мне. Говорю тебе, я его ненавижу! — Вам угодно, чтобы с ним что-нибудь случилось? — Еще не знаю, там будет видно. Ну, а как насчет старого Стенсона? — Что именно? — Мог он предать меня, как по-твоему? — Когда? — Я не спрашиваю когда. Ты находишь его скрытным? — Круглым дураком я его нахожу, вот что. — Сам ты круглый дурак! Стенсон еще тебя перехитрит, да и меня в придачу, возможно. Что, если итальянец сказал правду?.. — Стало быть, вы не хотите открыть мне, что он вам сказал? Вы мне больше не доверяете? Тогда терзайтесь и дальше, сами старайтесь все разузнать, а мне позвольте пойти на боковую. — Юхан, не брани меня, — необычайно кротко сказал барон. — Успокойся, ты все узнаешь. — Да, когда вам понадобится моя помощь. — Она мне нужна уже сейчас. Надо, чтобы итальянец представил доказательства, если они у него есть. При нем ничего не найдено? — Нет. Я сам его обыскал. — Он мне так и сказал, что у него ничего при себе нет. Да и что могло быть? Ты еще помнишь Манассе? — Еще бы! Этот плут некогда продал здесь немало товару, и за большие деньги. — Он умер. — Мне это все равно. — Его убил этот итальянец. — Странно! Зачем же? — Чтобы ограбить его, вероятно, и отобрать письмо. — Письмо? От кого? — От Стенсона. — Интересное письмо? — О, несомненно, если в нем написано то, на что намекал этот плут. — Ну, ежели хотите, чтобы я понял вас, — расскажите. Барон и его наперсник так понизили голос, что даже стены не слышали их беседы. Барон был взволнован, Юхан пожимал плечами. — Ну и басни! — сказал он. — Этот каналья Тебальдо наслушался россказней в наших краях и сочинил всю эту сказку, чтобы выманить у вас деньги. — Он говорит, что ноги его не было в Швеции до вчерашнего дня и приехал он прямиком из Голландии, через Дронтгейм. — Возможно. Да не все ли равно? Должно быть, он что-то случайно узнал от окрестных жителей; про вас тут сочиняют столько небылиц! А может быть, где-то, путешествуя, повстречал старика Манассе, который тоже в свое время наслушался здесь всяких сказок. — Ну, что же мне делать? — Надо припугнуть этого итальянского синьора, отбить у него охоту тянуть с вас деньги и посулить ему… — Сколько? — Два или три часа в нашем розариуме. — Он не поверит! Ему, наверно, уже успели рассказать, что в Швеции в пору царствования старика епископа все это покрылось ржавчиной. — Неужто вы думаете, что капитан большой башни не сумеет и без помощи этой железной рухляди развязать язык человеку из плоти и крови? — Ты, стало быть, советуешь… — Осыпать его розами, пока он не признает, что соврал, или не скажет, где прячет доказательства. — Невозможно! Он поднимет крик, а в замке полным-полно пароду. — А охота? Придется вам, хоть через силу, поехать, и тогда все последуют вашему примеру. — Все равно кто-нибудь да останется, хотя бы лакеи моих гостей. А старухи? Они скажут, что я беру на себя слишком много и посягаю на права государственной власти. — Подумаешь! Плевать вам на эти разговоры! Впрочем, я могу все это уладить: я скажу, что какой-то бедняга сломал ногу и лекарь сращивает ему кость. — И ты сам выслушаешь его признания? — Разумеется. Кто же еще? — Вот бы мне присутствовать при этом. — Вы же знаете, что у вас слишком чувствительное сердце, вы не выносите вида чужих страданий. — Да, это плохо отзывается на моем желудке и пищеварении… Хорошо, я и впрямь отправлюсь на охоту. — Тогда постарайтесь пока что уснуть. Я все беру на себя. — И отыщешь незнакомца? — Должно быть, он заодно с Тебальдо. Мы его найдем, когда тот заговорит. |