Онлайн книга «Теплые штаны для вашей мами»
|
Встретивший меня милый человек предлагает завтра «показать город». Я – делать нечего – вежливо соглашаюсь, стараясь скрыть тайный ужас перед этой прогулкой. – Тогда я зайду за вами в 7 утра. – Почему – в 7? – осторожно интересуюсь я. – А в 9 утра гулять где бы то ни было на улице уже просто невозможно, – охотно отвечает он. И я ему верю. И наутро мы уже идем пешком по городу, по набережной, я разглядываю яхты, виллы, парки… на каждом шагу вспоминаю свою умную сестру и, не вслушиваясь в голос моего провожатого, молча клянусь себе, что отныне… никогда, никогда!!! Господи, скорей бы сесть в самолет… – У нас тут и люди разные интересные живут… – краем уха слышу я. – Например, воздушные канатоходцы Лина и Николай Никольские. Может, вам случалось бывать на их представлениях? Видели бы вы, как Коля шел по канату между двумя небоскребами! Без страховки! И я останавливаюсь, понимая в этот миг – ЗАЧЕМ судьба приволокла меня в летний невыносимый Майами. Глядя на мое ошеломленное лицо, провожатый спрашивает: – Хотите познакомиться? А я одними губами: – Хо-о-очу-у-у!!! Так и встретилась с замечательной Линой Никольской, которой и посвящен роман «Почерк Леонардо». – В одном из интервью Вы сказали, что эта воздушная гимнастка «подарила Вам роман». – До известной степени так оно и есть. Просто Лина с великолепной щедростью делилась своим Цирком, профессиональным багажом, судьбой, наконец. Моя героиня – Анна – проживает довольно значительную часть цирковых коллизий Лины Никольской. Целый год мы интенсивно переписывались; и это была настоящая работа, настоящая честная пахота: я «вскапывала» цирковое поле по сантиметру, изучая досконально все малейшие детали профессии и самого этого великого завораживающего мира. А в первое наше свидание я была потрясена совсем другим: дом Никольских в Майами представлял собой настоящий питомник разных зверей. Несколько десятков попугаев! Кошки, собаки, целая стая белых павлинов во дворе… Кого там только не было. Разве что крокодилов и акул недоставало. Первым, кого я увидела, был огромный, щедро изукрашенный матушкой-природой попугай. Сначала я решила, что передо мной довольно аляповато сделанная игрушка, уж больно яркие цвета: грудь зеленая, крылья красные, голова синяя. Безвкусица какая-то… И вдруг голова игрушки склоняется к плечу, и на меня внимательно смотрят черные бусины глаз. Лина сказала: «Ну, этот – так, красивая декорация. А вы вот взгляните на мою любимицу Шурочку, горбунью. Она не в клетке, она у меня в спальне живет». Так я впервые увидела попугая жако. Умница говорунья Шурочка в первую же минуту выдала мне свой репертуар. А когда в комнату вошла собака Каштан, Шурочка свесила с кровати крючковатый нос старой революционерки Розы Люксембург и прокуренным голосом проскрипела: – Каштан! Чего тебе? У меня даже колени ослабли от потрясения. Так появился еще один герой романа – Говард. Попугай жако. – Чем больше путешествуешь, тем легче понимаешь другого – странника, прохожего, туземца… Вы согласны с этим? – Не совсем. Скажем так: путешествия, возможность увидеть мир во всей совокупности его прекрасных и омерзительных черт несколько смягчают наше изначальное неприятие «другого». Воспитывают нечто вроде смирения, дают осознание того, что никогда, никогда тебе не понять до самого дна душу другого человека. Мы – разные. Мы – странные. Смиримся с этим. Замечательный, остроумнейший Марк Твен, которому по роду занятий, да и по складу натуры вроде положено было понимать людей, в своих записных книжках демонстрирует поразительно смешные образцы неприятия «другого». Например, о Франции: «Во Франции нет зимы, нет лета и нет нравственности. За вычетом этих недостатков – прекрасная страна». А о немцах – боже, чего только он не писал о немцах и немецком языке! Вспомните: «Однажды какой-то бедняга, страдающий зубной болью, употребил свободное время на то, чтобы выдумать немецкий язык». Или: «Любое немецкое слово, если посмотреть на него в перспективе, сужается в конце, как железнодорожное полотно». Или того лучше: «У студентов Гейдельбергского университета принято драться на шпагах. Встречаешь человека, лицо которого исполосовано шрамами, и не знаешь – то ли он ветеран многих войн, то ли просто получил высшее образование…» Короче, если уж мы сослались на Марка Твена, придется согласиться с ним и по этому пункту: «Когда вспоминаешь, что все мы сумасшедшие, многое становится понятным». «МЭМ, СЕЙЧАС Я ОЩУПАЮ ВАШУ СПИНУ…» Нынешняя поездка по Америке выдалась напряженной и, в преддверии выборов, особенно нервной: моя персона весьма подозрительна американским службам безопасности. Израильский паспорт вкупе с моей внешностью интеллигентной арабки дают в американских аэропортах поразительный эффект. Мой багаж (бывалая и битая бесконечными дорогами сумка) перетряхивается до основания, выворачиваются пакеты с несвежей пижамой, досконально просматриваются все бутылочки с гомеопатическими каплями. – Мэм, – строго спрашивает меня неохватных размеров мулат, – что это? Прежде я отвечала: «драг», наблюдая вытаращенные глаза персонала. После того как друзья объяснили мне, что «драг» означает еще «наркотики», я стала говорить: «медисин». Персонал согласно кивает, аккуратно застегивает сумку. Верит на слово? Вообще, именно в аэропортах, на процедуре проверки пассажиров, наглядно видишь столкновение того самого прекрасного американского «прайвиси» с необходимостью обыскать подозрительного субъекта. А поскольку чуть не каждое утро я летела из города А в город Б, то лично участвовала в этой процедуре. Как особо опасного пассажира, меня отсылали в отдельный отсек, где покорно я разоблачалась: кроссовки, дорожный жилет, шарфик и все, что можно отцепить, открепить и отодрать. Затем босая, с раскинутыми руками, в позе распятого Иисуса становилась на резиновый коврик, и тут начиналось поистине удивительное представление. – Мэм, – вежливо и строго сообщала очередная чернокожая дама в форме, – сейчас я коснусь вашей правой груди. – О`кей… – Мэм, сейчас я коснусь вашей левой груди. – Валяй, – вздыхаю я по-русски. – Мэм, сейчас я ощупаю вашу спину… Каждый раз при этом я вспоминала ребят в израильском аэропорту, их странную на первый взгляд манеру задавать идиотские вопросы, внимательно следя за реакцией пассажира: – Скажите, ваша мама пела песни на идиш? |