Книга Любовь без слов, страница 15 – Наталья Нестерова

Лиза и Вика полюбили наши поездки, ближе к выходным спрашивали: «Куда мы поедем в эту субботу?»

Лёня называл наши экскурсии «культурки хапнуть» и пытался от них отлынивать.

– На аркане, под дулом пистолета, но ты поедешь, – показывала я кулак мужу и быстро меняла тон со скандального на лебезящий. – Лёньчик! Тебе ведь так хорошо думается в дороге! И возможно, снова представится возможность просветить буфетчиц и подавальщиц на предмет сексуальных нравов карликовых шимпанзе.

Это было в Переславле-Залесском. Стоял тридцатиградусный мороз. Мы весело провели время на народном гулянии: водили хороводы, играли в народные игры, смотрели выступление фольклорных групп, подогретых приемом внутрь того, что «приносить и распивать запрещается». На таком холоде, не двигаясь или слабо двигаясь, пританцовывая вслед за артистами, околеваешь очень быстро. Поэтому «Ботик Петра» на озере мы смотреть не рискнули.

– Какой ботик? – клацал зубами Лёня. – Он давно вмерз, я сейчас тоже вмерзну по самые… вам по пояс будет. Скорей в ресторан, у нас с Марусей во фляжке ничего не осталось.

Глеб и я были за рулем. Лёня и Маруся могли себе позволить.

Маленькое кафе, отделанное в псевдорусском духе: топорно изрезанное и обильно залакированное дерево столов, стульев, стен, стойки бара. Но горячие щи и куриная отбивная с жареной картошкой там были отменными. Благостное тепло после стужи воспринимается с особым удовольствием. За столом возник легкий спор. Саввушка спросил, почему дяде Лёне и маме можно водки, чтобы не заболеть, а им нельзя, хотя дети болеют чаще. Лиза тут же заявила, что хорошие родители дают детям спиртное сами, а не отправляют пробовать его в подворотне. Вика мгновенно среагировала: «И я хочу!» Мы с Марусей и Глебом пресекли этот маленький бунт: не все, что разрешается взрослым, детям позволяется.

Кроме нас в кафе никого не было. Барменша скучала за стойкой. Задрав голову, смотрела телевизор, прикрепленный высоко в углу. Официантка убирала с нашего столика грязную посуду и накрывала к чаю.

Боковым зрением она углядела, что происходит на экране, и крикнула барменше:

– Танька, ты совсем уже! Тут ведь дети!

Мы повернули головы: в телевизоре страстно лобызались и елозили по телу друг друга обнаженные парень и девушка.

– Минуточку! – поднялся Лёня. – Не переключайте!

Лёня направился к бару, взгромоздился на высокий стул. Дети тут же юркнули за Лёней.

– Чашечку кофе эспрессо, – попросил он, рассматривая действо на экране с интересом натуралиста.

К счастью, действо скоро закончилось, пошла реклама.

Глеб и я напряглись: что на этот раз? А Маруся смотрела на Лёню… Она смотрела с восторгом тайной фанатки, чей кумир вышел на сцену.

– Почему детям нельзя видеть любовные игры и половой акт? – спросил Лёня официантку, которая не замедлила присоседиться к компании.

– Так стыд!

– Стыд придумали городские задаваки. – Лёня, почувствовав аудиторию, вещал в примитивно народном стиле. – В деревнях-то что раньше было? Дети видели, как домашние животные спариваются и рожают. Разные там кабаны, коровы, овцы и куры. Это детям помогало понять отношения полов. Полов не в смысле по которым ходят, а между мужчинами и женщинами. А спали в избе как? Вповалку! Мама с папой, старшие братья с женами. Они что, под зипунами басни друг другу рассказывали? И какие вырастали поколения! Порядочные и здоровые.

– Верно! – согласилась барменша. – Раньше сраму меньше было.

Грудастая, химически кудрявая, лет тридцати, она никак не могла помнить про «раньше», но верила в чистоту прежних нравов.

– В качестве примера, – погладил Лёня по голове Лизу, которая уткнулась ему под мышку, – я вам расскажу о бонобо. Это карликовые шимпанзе, живущие в Центральной Африке между реками Конго и Луалаба. Симпатяги, кожа у них черная, а не розовая, как у обычных шимпанзе, губки красные, длинные ноги и узкие покатые плечи, волосы разделены на пробор посредине.

Слушатели у Лёни-лектора подобрались разношерстные: сотрудницы кафе и дети, да еще надо было учитывать нас, внимавших. Но это был один из редких случаев, как мне показалось, когда Лёня не про свое параллельно думал, а выполнял святую обязанность отца – воспитывать детей, которым предстоит жить в запутанном соблазнами мире. На свой лад воспитывать.

– Кровь бонобо можно переливать человеку, – рассказывал Лёня, – хотя кровь других приматов нам годится только после серьезной фильтрации, удаления антител. Живут они до сорока лет, в зоопарках – до шестидесяти, рожают мало, бережно и трепетно относятся к детенышам, годами учат их различать съедобные и ядовитые растения, часами с ними играют…

По его словам получалось, что бонобо – наши младшие братья. Как обычно, Лёня не врал и не приукрашивал, но строй его речей подводил к тому, чего Лёня хотел добиться и что не полностью соответствовало действительности.

На самом деле карликовые шимпанзе – это животные и только животные. Весьма немногочисленные, кстати, и плохо изученные.

– У бонобо есть альтруизм, то есть бескорыстное добро, сочувствие, терпение, повышенная чувствительность. Наверное, потому, что у них матриархат, всем заправляют самки. – Лёнина улыбка барменше и официантке.

Они почему-то восприняли данную информацию как комплимент.

– У бонобо отсутствуют особенности поведения обычных шимпанзе: нет совместной охоты, они не агрессивны, не ведут войн, не пожирают противников. Они постоянно общаются, болтают даже за едой – свистят, курлычат. Их можно обучить человеческим словам. Был такой самец по имени Канзи. Его научили трем тысячам слов, которые он понимал, а пятьсот слов мог употреблять.

– Говорил? – ахнула Вика.

– На клавиатуре с лексигаммами, такими геометрическими знаками, выстукивал, – вынужден был признаться Лёня. – Но что нас должно удивлять более всего? Почему бонобо не ссорятся, не кусаются, не дерутся за место под солнцем? Вот вопрос! Потому что главная составляющая их жизни… – Лёня выдержал выразительную паузу. – Любовь и секс! Савва, Вика вы знаете, что такое секс?

– Я им потом объясню, – нетерпеливо дернула отца Лиза, – говори дальше.

То же нетерпение читалось на лицах работниц кафе.

И Лёня рассказывал про то, что любовь в телесном выражении для бонобо – основа социальной жизни. Половой акт используется не только как средство предотвращения и разрешения конфликтов, но и как примирение, выражение бурной радости, когда, например, нашли новый источник питания, или скорби, когда скончался кто-то из стаи. Словом, они постоянно в любви и сексе, формы и приемы которого прежде считались присущими только людям.

«Если заговорит об оральном и анальном сексе, – подумала я, – то прибью его».

Но Лёня благоразумно не уточнял «форм и приемов». Зато не забыл про отсутствие моногамности у бонобо и про то, что, хотя матери не вступают в половые отношения с сыновьями, бонобо не различают в своем поведении пол и возраст.