Книга Рецепт от Фрейда, страница 33 – Ирина Градова

– Это – поэт Торквато Тассо, он попал в психлечебницу…

– Как вы сказали?

Древлин вновь уселся в кресло перед компьютером, на экране которого по-прежнему висела надпись «Пароль неверен!»

– Ракитин не похож на любителя живописи, – пробормотал Древлин, подвигая к себе клавиатуру. Его длинные узловатые пальцы вновь запорхали по кнопкам. Неля почувствовала, как в ней вновь вспыхнула надежда, однако ни сочетание слов «Торквато Тассо», ни имя и фамилия поэта по отдельности, введенные последовательно Валерием, не принесли результатов.

– Странно, – пробормотал Древлин, – я был уверен, что пароль связан с этой мазней! Значит, Даркен Рал не такой уж и примитив.

– Попробуйте «Освобожденный Иерусалим»! – выпалила Неля, припомнив разговор с главврачом в один из первых дней пребывания в «Горке».

– Что? – непонимающе переспросил Валерий.

– Кажется, так называлась самая знаменитая поэма Тассо, – пояснила она. – Может, это ничего и не даст…

Но Древлин уже вводил название в компьютер. Несколько секунд экран оставался пустым, а потом на нем всплыла надпись: «Добро пожаловать!», после чего начали появляться «иконки».

– Ура! – не выдержав, взвизгнула Неля и в порыве радости обняла Древлина за плечи.

– А теперь, сестра, скажите, что мы ищем? – спросил довольный пациент.

* * *

Оставшееся до выходных время Неля пыталась ни во что не вмешиваться. Ну разве что за исключением одной вещи: она пристально следила за состоянием Макса Рощина. Отмена ларгактила и снижение доз других препаратов пока не давали результатов, и скрипач по-прежнему не проявлял ни малейшего интереса к окружающему миру. Может, она опоздала?

В пятницу с утра Неля ощущала душевный подъем. Ей предстояли три важные встречи – с дядей Ильей, со следователем Паратовым и с Егором Рубцовым. Возможно, добытые сведения помогут Любавину разобраться в деле «Горки», и тогда ей больше не потребуется ничего предпринимать. Мысль о том, что вскорости придется покинуть лечебницу, почему-то заставляла Нелю чувствовать грусть, а ведь она находится здесь меньше месяца, причем не по собственной воле! Однако ей удалось втянуться и даже наладить хорошие отношения с большинством коллег. Нельзя сказать, что они стали друзьями, зато она вроде бы не нажила себе и врагов.

– Тебе надо лучше питаться, – заметил Любавин, оглядывая стройную фигуру крестницы. – Мне кажется, или в твоей «Горке» тебя плохо кормят?

– А-а, так теперь это – моя «Горка»? – нахмурилась девушка.

– Ладно-ладно, пошли: сегодня я покормлю тебя вкусным и о-очень дорогим ужином – ты это заслужила!

Да уж, подумала Неля, с нынешней зарплатой она вряд ли может себе позволить ресторан, куда привел ее Любавин. Дорогая мебель из натурального дерева и скатерти с салфетками, на которых красовались вышитые вручную монограммы из первых букв названия заведения, говорили сами за себя. В меню, которое она получила, отсутствовал даже намек на цены – вот и еще один штрих к портрету дорогого и изысканного места!

В ожидании заказа они перешли к делу.

– Начнем с Саркисяна, если не возражаете? – предложила Неля. Водитель, сбивший четверых человек на пешеходном переходе, был одним из первых, чью фамилию она увидела в списках Ракитина, когда им с Древлиным удалось взломать пароль.

– Выкладывай! – Глаза Любавина горели, так ему хотелось выяснить, прав ли он был насчет «Горки» и ее главврача.

– Саркисян поступил в «Горку» двадцать восьмого августа. Двадцать девятого, если верить записям Ракитина, ему был поставлен диагноз – РМЛ.

– Уже двадцать девятого?! Ничего себе!

– Вот-вот.

– Я знал о диагнозе, но понятия не имел, что для его определения достаточно суток!

РМЛ, расстройство множественной личности, или, как его еще называют, множественное диссоциативное расстройство, и в самом деле трудно определимо. На установление диагноза требуется длительное время. Пациентам с РМЛ трудно рассказывать о себе, выдерживая хронологическую последовательность, поскольку воспоминания об эпизодах их жизни распределены между разными альтер-личностями. Первую информацию о прошлом пациента обычно сообщает главная личность. Она часто оказывается в ситуациях, созданных другими альтер-личностями, при этом о событиях, предшествующих той или иной ситуации, она либо знает мало, либо не знает ничего. Таким образом, для выявления диагноза необходим долгий период, на протяжении которого врач беседует с больным, вытаскивая на свет последовательно каждую из его личностей. Сделать это за один день просто не представляется возможным!

– Отчет о состоянии Саркисяна, – продолжила Неля, – здорово напоминает переписанную главу из учебника по психиатрии: все логично и чертовски хрестоматийно! Таким образом, Ракитин заключил, что Саркисян как бы «не помнил» аварии, так как в тот конкретный момент за рулем находилась одна из его «альтер-личностей».

– Ну да, амнезия, – криво усмехнулся Любавин. – Говоришь, переписанный учебник?

– Все как в книжке, – кивнула Неля. – Даже об изменениях во внешности и повадках Саркисяна, представляете! К примеру, то Саркисян – заядлый курильщик, то ни разу в жизни сигарету в рот не брал и просит Ракитина курить в форточку, чтобы не травмировать его легкие. Осанка, манеры, акцент (то он присутствует, то ни следа его нет в речи пациента) – все в наличии.

– И эти наблюдения сделаны за одни сутки? – присвистнул профессор. – Вот бы мне такого диагноста, как этот ваш Ракитин!

– И это еще не все, дядя Илья. Вы не представляете, сколько таких «диагнозов» он поставил в течение всего одного года – Ракитин штампует РМЛ, как машина по производству денег во время дефолта!

– Но это же редкий диагноз! – возмутился Любавин. – Не говоря уже о том, что многие наши психиатры вовсе не признают существование данного заболевания!

– Вы абсолютно правы, – согласилась Неля, – и тем не менее такое обилие пациентов с РМЛ почему-то не смутило следственные органы.

– Ладно, а как насчет моего второго парнишки?

– Ничего особенного в отчете по нему я не нашла, разве что объяснение – «утонул в результате несчастного случая или, предположительно, самоубийства, воспользовавшись временным отсутствием врача». Однако, почитав документацию Ракитина, я пришла к выводу, что в «Синей Горке» как-то многовато самоубийств – если быть точной, за текущий год уже девять!

– Ничего себе! – воскликнул Любавин.

– Что интересно, первоначально поставленные диагнозы далеко не всегда объясняют склонность к суициду.

– Я знал, знал, что Ракитин – тот еще фрукт, – сквозь зубы пробормотал профессор. – Надо проверить, не проходили ли остальные погибшие по уголовным делам!

– Меня насторожил один факт. Медсестра с отделения для буйных пациентов утверждает, что у них в данный момент лечится восемьдесят девять человек.