Онлайн книга «Нефтяная Венера»
– Господи, это что?! – Это целебный гриб, он был… был известен ещё… – начал было Ваня заученную лекцию, но запутался. Забыл, где гриб был известен. – В Древнем Китае. Может, просто водички? – закончил я его речь, пытаясь перевести внимание Сони на другую тему. Поздно. – Гриб?! Я помню, блин, как круто! – Пей на здоровье. – Ваня заботливо наполнил стакан. – Я его каждую неделю мою. – У матери такой же был! – цокает языком Соня. – Машина времени, ёлки! Попить гриба! Прям камбэк [1] в восьмидесятые! Советские хозяйки гриб любили. Его размножали, выдумывали новые присадки, им делились, его подкармливали сахаром, мыли и всячески лелеяли, как старого, мудрого и почитаемого члена семьи. Соня осторожно отхлебнула. – Вот это да! Парни, как я рада, что мы познакомились! Гриб! Где бы я его встретила! Соня в несколько глотков осушила стакан и потребовала добавки. Ваня с радостью подлил. – А моя мать его выкинула! – Да его все выкинули. Даже не знаю, как он у нас сохранился, – отвечаю я, скромно потупившись. В девяностые гриб утратил свои позиции. Ветреные советские женщины тут же изменили ему с кока-колой и спрайтом, позабыв о древности гриба и его целительной силе. Сначала за грибами, жившими в трёхлитровых банках, перестали ухаживать, допивая выработанную жидкость из жалости, будто делали одолжение. А потом взяли да и повыкидывали грибы на помойку. Вчерашние баловни лежали в мусорных баках, среди яичной скорлупы, куриных костей и мокрых от помоев газет, которыми в те времена устилали мусорные вёдра. Грибы напоминали рыб, выброшенных на сушу. Немногие женщины сохранили верность грибу, одной из таких была мама. Пускай не так часто, но мы пили его жёлтую жидкость и меняли ему воду. Гриб пережил крушение Советского Союза, оба штурма Белого дома, московский ураган и дефолт девяносто восьмого года, чеченские войны, гибель «Курска» и смерть своей покровительницы. Я немного стыжусь гриба, но в глубине души верю, что он живой. Ваня за ним ухаживает и общается с ним, как с домашним божеством. Соня рассматривает мясисто-слоистую структуру. – Он такой мягкий, склизкий, круглый. Будь я мужиком, я бы его обязательно трахнула. Вы не пробовали? – Мы… мы – нет, – ответил я, испугавшись одной мысли о сексе с грибом. Ваня промолчал и страшно засмущался, так что я даже на секунду засомневался. Но нет, вряд ли… – Эх, как бы я его трахнула, иногда я жалею, что у меня нет члена, – развивает Соня свою мысль, прихлёбывая из стакана и бросая взгляд на меня. Я же озабочен тем, что Ваня слышит всю эту ересь. Не хватало, чтобы он набрался вредных знаний от нашей новой подруги… Изнасилует ещё бедный гриб… – Чего у тебя нет? – перебил Ваня мои мысли. – Нам скоро выходить! Вань, ты собрался? – Да. Я спешу к себе в комнату, чтобы наконец одеться. Соня следует по пятам со стаканом, развивая полемику вокруг перспективы присунуть грибу: – Да, он холодный, зато молчит и от него ничего не подцепишь! Может вырасти получеловек-полугриб. А вдруг это сделали уже давно, просто держат в тайне? Я видела много людей, похожих на эту штуку, с такими же лицами!.. А что, если это внеземная цивилизация?! – Соня даже остановилась, отстав на несколько шагов. – Как мне раньше в голову не приходило! Это же очевидно, гриб – инопланетянин! Пока она стояла в коридоре, поражённая своим озарением, словно молнией, я успел надеть джинсы. Но Соня уже пришла в себя. – Неужели тебе никогда не хотелось трахнуть инопланетянина? – С этими словами она подошла ко мне вплотную и заглянула в глаза так, будто сама и есть этот самый инопланетянин. Мы слишком близко стоим друг к другу. Слишком близко… А я полуголый… – Как-то не думал об этом… – Пожалуй, слишком громко я кричу через её плечо: – Вань, ты готов?! В двери сразу показался Ваня, всё ещё не переодевшийся, будто подслушивал. – Готов. Я уже говорил. – Пора грузиться, а то опоздаем. Кряхтя, цепляясь за дверные ручки и стукаясь о косяки, я вынес кресло к лифту и запер квартиру. Ване я не позволяю таскать тяжести: сердце. Мы втиснули старый германский трофей в узкий российский лифт, для чего потребовалось немного прижать креслу плюшевые «уши», «растущие» от спинки. – Вань, чем так париться, купили бы давно другое кресло, похожее, и отдали бы в театр! – Другое нельзя. Меня это вдохновляет. – Может, другое тебя ещё больше будет вдохновлять? – Другое не будет, – уверенно ответил Ваня. – Слава богу, влезло! – захлопываю багажник. Садимся. Соня выруливает на мост, спешит, перестраивается из ряда в ряд. Мы с Ваней болтаемся на заднем сиденье. – Старинная? – Мой вопрос относится к иконе, которую я нащупал рядом с собой под кучей журналов. Соня вопросительно посмотрела в зеркало заднего вида: – А я её найти не могла… да нет, современная работа. Но хорошая. Сергий Радонежский. – А… – Иконы – самый надёжный сегмент арт-рынка. Возраст иконы определить трудно. Умельцы покупают старые доски и пишут на них. Можно сильно запутать экспертов. Ты же рисовать умеешь? – Вроде да… – Вот у меня бывший член Союза художников работает. Раньше Лениных шарашил, теперь иконы. Идут очень прилично. Не хочешь голодать в старости – пиши сейчас иконы и лет через тридцать начинай продавать. – Подумаю. Мы с Ваней разглядываем лик русского святого, написанный спецом по советскому вождю. Мне нравится. Цвета простые, но богатые. На нас смотрит мудрый старик, который всё знает. И будущее, и прошлое… Хотя прищур у него какой-то ильичёвский, да и бородка тоже, кажется, клинышком… Или меня глючит… По приезде установили кресло в центр сцены, а Ваня переоделся и кинулся в подвальный предбанник, встречать зрителей. Костюм пажа составлен из нарядов, сшитых для него ещё мамой. Длиннополый бархатный сюртук цвета арбузной мякоти, оранжевая манишка и чёрные брюки. Ваня галантно раскланивается, церемонно произносит: «Добрый вечер, добро пожаловать» – и царственно приглашает занять свои места. Появилась Маша. Родственники других актёров поглядывают на нашу компанию с любопытством и даже с некоторой завистью. Сёстры выглядят как жительницы другого, недоступного мира богатства и благополучия. Наверное, такие персоны в даун-театр заглядывают не часто. Кроме того, Соня и Маша запросто болтают с Ваней и держатся как близкие подруги. Ваня чувствует себя королём и улыбается во весь рот. Я даже подумал, стоит ли бороться за роль Меркуцио. Ване чуждо обычное человеческое тщеславие. Мир, где есть главные роли и второстепенные, ему непонятен. Он просто любит театр. |