
Онлайн книга «Столкновение с бабочкой»
– Пустое. Революция не достигла своей цели. А армия… ее боеспособность проверяется только на войне. Оборонительной или наступательной революционной войне. А ее нет!.. В голосе Льва Давидовича зазвучала обида: он играл в прятки, но никого не нашел. Дорогой инструмент расстроился, струны начали дребезжать и фальшивить. Войны хочет. Предложил мне недавно поход на Индию. Я отказал. Тогда он попросился в Варшаву громить Пилсудского. Тоже ведь придется отговорить. Ему скучно. Богатеть не желает, хотя шампанское пьет с тоски, как мне рассказывали… Странный тип! – Буржуа … – Ленин по-прежнему крутил это слово, присматриваясь к нему со всех сторон, потому что оно его возбудило. – Не вы ли привели дезертиров в чувство? Лично расстреливали каждого пятого? – Каждого десятого. И не я, а специально обученные люди. – Все равно. И дисциплина в наших войсках превосходит царскую. Буржуазность вам не светит, не надейтесь. Переговоры в Гельсингфорсе и Бресте вы провели, как умели. Никто бы не сделал лучше. Кайзер наступать не может, вы оказались правы. Возвращение Прибалтики и Западной Украины – дело ближайшего будущего. Тогда и понадобится ваша армия. – А сохранение Николая Романова… Это тоже не буржуазность? – наконец сказал свое главное слово Лев Давидович. – Это, скорее, оппортунизм. Который помог нам избежать международной интервенции, – бесцветно сообщил Ленин, снимая с себя ушанку. – Никто ничего не понял. И до сих пор никто ничего не понимает… – Вот здесь у нас с вами расхождения нет, – согласился красный нарком. Ильич покрутил ушанку в руках и отдал ее Наде со словами: – Развяжите уши… Мне холодно. После выстрелов я все время мерзну, – объяснил он Троцкому. – Даже летом. А давайте уедем вместе. Например, на Капри к Горькому?.. Там всегда тепло. – А что мы там будем делать? Кормить чаек? – Да. Кормить чаек. Горьким… – согласился задумчиво Ильич. Он был на Горького зол. Тот некоторое время назад написал ему письмо о неспособности отсталого русского человека жить в прогрессивном социалистическом государстве. Между строк сквозило, что русский темный мужик является угрозой для всего человечества. А я будто и сам не знаю. Умник. Хотя в идее что-то есть. Россия без русского мужика… Об этом нужно подумать. – Не забывайте, что именно вы предложили эту буржуазность. Ваша записка и легла в основу НЭПа, – напомнил Ленин то, что никогда не забывал. Хотя в партии автором новой экономической политики считался именно Старик. – И НЭП, как советская власть, всерьез и надолго, – почти передразнил вождя Троцкий. – Всерьез и надолго… – как эхо, откликнулся Ильич. – Я списал свою записку у эсеров. – Не в этом дело. Сохранив революцию даже в нашем урезанном и непоследовательном виде, мы готовим будущее. Все, что происходит здесь, крайне важно для всех мыслящих людей планеты. Мы с вами – часть всемирной истории. Как и эта беседка с оврагом, как холодное стеклянное солнце и эта девочка-река со своими песчаными отмелями… Она никогда не согреется, потому и будет всегда прозрачной, словно колодезная вода. – Не будет. По ней поплывет мазут, когда начнется индустриализация, – сказал нарком. – Да. Индустриализация. Это вопрос решенный, – согласился Ленин. – Деньги от НЭПа пойдут на строительство новых фабрик. В тяжелую и легкую промышленность. Там родится другой пролетариат, образованный и ответственный. Он довершит начатое нами дело. Кстати, и вооружения здесь красной строкой. Это уже по вашей части. Крупская тем временем развязала уши на зимней шапке и отдала Ильичу. Тот, нахлобучив ее по самые брови, стал похожим на старого мальчика. Или на лилипута, который всегда старый мальчик. – А что с деревней? – поинтересовался Троцкий. – Она ожила за этот год. За счет ее все завертелось. А что предлагаете вы? – Я подсчитал… Сейчас шестьдесят процентов хлеба дают шесть процентов крестьянских хозяйств. Остальные являются, по сути, иждивенцами. – Перекос. Согласен. – Нам нужны коллективные хозяйства. Примерно двести тысяч колхозов, которые переварят двадцать пять миллионов частных производителей. – Переварят… Да. И что останется после этого переваривания? Ответ напрашивался сам собой. Что обычно остается – дурнопахнущие отходы. Но Троцкий не стал огорчать Ильича. – Середняк добровольно не пойдет в колхоз. Ему и так хорошо теперь, – сказал Ленин. – Не пойдет – значит заставим. – Насильно мил не будешь. Только убеждением и словом. Не сметь трогать середняка!.. – И сколько же лет уйдет на это убеждение? – горько спросил Лев Давидович. – Сколько нужно. Помните крота Карла Маркса, который, по его выражению, славно роет? Медленно, но верно. Это и есть история. И мы ее плодов, по всей вероятности, не увидим… – Ильич посмотрел куда-то в небо, и всем показалось, что он всхлипнул. – Я, кажется, понимаю, что хочет сказать Лев Давидович, – подала голос Надя. – Я вам сейчас объясню… Так бы и крикнул ей: Молчи, женщина!.. Здесь теоретики поумнее вас!.. Но не могу. Еще обидится. А я теперь всецело от нее завишу. С тех пор как начал болеть… Спасибо интеллигенции! Ее пули навсегда примирили меня с глупостью жены. – Лев Давидович хочет сказать, что ему ужасно скучно. – Всем скучно, всем, – подтвердил Ленин. – Нет, не только это… – пробормотал Троцкий. – Без всемирной революции мне жизни нет… – Это вы серьезно? – Вполне. – И как вы ее представляете? В качестве экспортного товара? – Именно. Но только в тех странах, которые захотят ее импортировать. – Какие же? Германия? Но там все захлебнулось. – С нашей подачи, – напомнил Троцкий. – Восстание в Венгрии – тоже мимо. Финны пьют и не годятся к насилию против самих себя. Где же? В Америке?.. – А почему бы нет? – поддержал Троцкий. – Я Америку знаю. По теории Маркса ее пролетариат должен быть особенно готов к революционным изменениям. – Мотивации – где они? Кроме теории Маркса? – Сухой закон, – сказал Лев. И было непонятно, шутит ли он или говорит серьезно. Ленин горько усмехнулся. – Все как у нас… Правильно мыслите! Кого рекомендуете военным наркомом вместо себя? – Рекомендую Фрунзе. Энергичен и жесток. Он справится. – Нет, – сказал Ленин. Подумал и повторил: – Я вас не отпускаю. Только через мой труп. Троцкий с благодарностью посмотрел на вождя. |