Книга Приданое для Анжелики, страница 77 – Франсуа Деко

Аббат судорожно пролистал досье. В Орлеане у Анжелики оставался дом и какое-то дело. Она может попытаться все это продать. Что ж, там ее ждет агент, оставленный Охотником. Но Адриан мог и обеспечить ее деньгами, чтобы ни о чем не беспокоиться.

«И куда она направится? В Испанию? В Бордо? В Париж? Или в это свое имение, записанное на имя графини д’Ами? Ее может занести буквально куда угодно».

Положение осложнялось тем, что серия последних арестов почти ни к чему не привела. Да, кое-кто дрогнул, но большинство влиятельных семей предпочло ждать. Дочек им было жалко, но шепоток о том, что якобинцам осталось недолго, уже пробежал.

А тем временем пришла пора выводить на первый план Робеспьера, символ будущей стабильности и счастья. Вождь народа пришел к нему в кабинет вчера, по первому же зову.

— Вы так долго не приглашали меня, святой отец, — дрогнувшим голосом произнес он.

— Ты станешь председателем конвента, — заявил Аббат и улыбнулся. — Пора.

Глаза Робеспьера наполнились слезами.

— Ни одно кресло…

— Постой, — остановил его Аббат. — Не спеши меня упрекать.

Робеспьер поднял брови и замер.

Аббат прошелся по комнате и проговорил:

— У тебя великая судьба, Максимилиан. Ты и сам знаешь, что создан для необыкновенных свершений.

Робеспьер напряженно молчал.

Аббат резко остановился, с болью заглянул ему в глаза и спросил:

— Что ты делаешь со мной, Максимилиан?! Почему, скажи мне, ты заставляешь меня говорить тебе эти банальности?! Разве мы с тобой не понимаем друг друга с полуслова? И вообще, разве нужны нам с тобой слова?! Или я не страдаю так же, как и ты?! — Аббат яростно ударил кулаком по столу. — Но что мы с тобой можем сделать?!

Подбородок Робеспьера затрясся. Аббат подошел, обхватил его голову и бережно расцеловал глаза, полные слез.

— Просто верь мне, друг.

Робеспьер порывисто вздохнул, уткнулся в его плечо и разрыдался.

— Просто верь мне. — Аббат погладил его по волосам. — Не сомневайся.

Оставшись в Орлеане одна, Анжелика поначалу испугалась. Потом она поразмыслила и поняла, что положение Терезии, возможно, куда как хуже, чем у нее, а значит, хныкать не стоит.

«Остаться здесь?» — подумала Анжелика.

Дом, некогда купленный в Орлеане липовыми супругами Жаном и Жанеттой Молле, так и остался просто брошенным, заходи и живи. Но она страшилась даже приближаться ко всему, что было связано с прошлым.

Пожалуй, сейчас Анжелика считала, что они с Терезией напрасно бежали именно сюда. Деньги у них были. Они могли пересидеть пару недель где-нибудь в глухой деревушке, оплатить услуги проводника и спокойно перебраться в Испанию, а затем и в Мадрид. Адриан поступил бы именно так. Но они испугались и ошиблись.

«Париж, — внезапно подумала она. — Сначала туда».

Да, ехать в столицу было страшновато, но именно там жил единственный человек, которого Адриан наверняка навестит, — его отец. А был еще и дом семьи Лавуазье. Где бы она ни решила спрятаться, оставить сообщения по этим двум адресам было бы правильно.

Анжелика вернулась в гостиницу, быстро собралась, тщательно прикрыла чепцом волосы, толком так и не отросшие. Спустя час она купила место в огромной крытой кибитке. Пассажиры были в основном здешние, надеявшиеся заработать в Париже хоть что-то. Анжелика пристроилась меж двух белошвеек и всего через сутки оказалась в Париже.

Еще через два часа она осторожно входила в квартиру Лавуазье на бульваре де ла Мадлен, дом 243.

— Мсье Антуан! — негромко позвала она, — Мария-Анна! Есть кто-нибудь?

Ни швейцара на входе, ни мебели. Анжелика прошла еще немного, толкнула первую дверь и увидела хозяйку дома, которая сосредоточенно что-то писала.

— Мадам!..

Женщина подняла взгляд, грустно улыбнулась, встала и молча прижала гостью к себе.

— А где все? Ваш муж?..

Мадам Лавуазье вздохнула и отпустила Анжелику.

— Казнен. Месяц назад.

Анжелика охнула.

— За что?

— А за что сейчас казнят? — ответила вопросом на вопрос Мария-Анна. — Заговор против республики. Статья четвертая секции первой уголовного кодекса. Вы-то как?

«Вы-то как?» — про себя повторила Анжелика, привыкая к мысли о том, что мсье Антуана больше нет.

Она вдруг вспомнила, как договорилась с Адрианом о первом фиктивном браке, сидя за одним столом с семьей Лавуазье.

— Потерялись мы с Адрианом. — Анжелика вздохнула. — Вот ищу место, где можно весточку ему оставить да немного переждать.

— Можешь остаться у меня, — предложила мадам Лавуазье. — Дом конфискован, так что могу предложить постель только на креслах и лишь в этой комнате.

Анжелика попыталась обдумать, правильно ли будет остаться, но голова ее совсем не работала. Она отчаянно не хотела покидать это место. Здесь Анжелику хоть кто-то знал.

— Останусь.

Мария-Анна была рада хоть с кем-нибудь разделить свое одиночество. Она целыми днями редактировала первый в мире учебник по элементарной химии, так и не завершенный ее мужем, и очень уставала. Но вчера женщина все-таки съездила в рощу за городом, выкопала заветную папку и привезла ее дю Понам.

Она настояла, чтобы Пьер Самюэль и особенно Элевтер ее внимательно выслушали, и начала объяснять смысл каждого рецепта, особенно деталей, касающихся добычи и очистки селитры. Это длилось почти пять часов кряду.

— Элевтер, это твое будущее. Хорошее, обеспеченное, — заявила Мария-Анна.

— Да, сынок, — мгновенно поддержал ее Пьер Самюэль. — Слушай, что мать говорит.

Многолетний любовник Марии-Анны не был слишком удачлив, но и глупостью не страдал. То, что им только что принесли в дом птицу удачи, он понял мгновенно.

— Уезжайте в Америку, — попросила Мария-Анна, перед тем как уйти. — При первой же возможности отправляйтесь туда.

— Мама! — Сын, резко повеселевший хотя бы потому, что не надо больше ее слушать, обнял Марию-Анну. — Я клянусь назвать свою фирму твоим именем!

— Не надо, сынок. — Мария-Анна поцеловала его. — Будущее не любит призраков прошлого. Назови ее своим именем.

А сегодня ей предстояло посетить собрание своей секции коммуны. Она провела Анжелику в ванную комнату, показала, где здесь что, а уже через час сидела на задней скамье и слушала весь этот республиканский бред.

Секция готовилась к проведению на Троицу праздника Верховного существа. Конвент резко изменил курс и проклял атеизм. Декларация от 7 мая сделала веру в новое божество обязательной для каждого француза.

Сценарий был прописан до деталей. После встречи солнца и Робеспьера в амфитеатре Тюильри предполагалось выслушать две речи вождя, бурно поприветствовать сожжение им какой-то Гидры атеизма и рождение некой Мудрости. Детей, привлеченных к участию в празднике, было приказано поднять до зари и хорошенько умыть.