
Онлайн книга «Тонкая математика страсти»
![]() Кожа на животе и груди была липкой и мерзкой. Я дотронулся до нее пальцем, и брезгливое ощущение заставило меня скривить губы. Я словно сам стал жабой. Страшно захотелось броситься в воду, отмыться, но до воды было далеко. До воды надо было возвращаться тем же путем по тропинке, потом по ступенькам. И чувство усталости победило. Я переложил мясо на резиновый коврик между задними и передними сиденьями и сел за руль. Снова зашипела под колесами дорога. Машина ехала медленно. В воздухе пахло морем. Впереди показался заброшенный ботанический сад, и я, предчувствуя его краски и ароматы, успокаивался и пытался ни о чем не думать. И вот я снова в зеленом царстве заброшенной, а если точнее – то наконец оставленной в покое природы. Аллея бежит прямой линией, но теперь это уже не аллея, а центральная дорожка сада. Она узковата – грузовик бы здесь не проехал, но джипу это удается, хотя мне и кажется каждую минуту, что вот-вот я соскользну на землю правыми или левыми колесами. Здесь ничего не меняется. Здесь все так же прекрасно. Здесь легко уживаются вместе естественная жизнь и естественная смерть. И никто не плачет по умершим птицам и засохшим цветам. И нет здесь ничего лишнего. Когда-нибудь, наверное, этот диковинный сад-лес разрастется и обовьет своими лианами деревья, которые вырастут и среди ржавых вольеров. И главное – чтобы заросли тропинки, чтобы никто из тех, кто ходит по ним, не смог больше приходить в эти места. А вот и воззвание, достойное нашего века. «Животных не кормить!» Въехав в ворота зоопарка, я повернул направо. Плавно проплывали по обе стороны дорожки ржавые решетки вольеров. В царстве белых костей только шум мотора нарушал тишину. Но и этот шум скоро умолк. Я остановил джип перед знакомой клеткой и спрыгнул на землю. Волки встретили меня негромким рычанием. Они стояли посередине клетки, и голод легко читался в блеске их глаз. Я подошел вплотную к решетке и смотрел на них. А они рычали все громче, и в их рычании слышалось требование мяса. Они словно знали, что я привез им еду. Самец приблизился ко мне и я услышал его дыхание. Я сделал шаг назад. – Сейчас, сейчас вы получите свою порцию… – шептал я, наблюдая за волками. И уже перед тем как повернуться к машине, опустил на мгновение свой взгляд вниз и тут же застыл на месте. Я еще не понимал, что я вижу, но нервная дрожь уже охватывала меня, и горечь подкатывала к горлу. Внутри клетки под самой решеткой валялись клочки рыжей шерсти, оскаленная мордочка Эсмеральды с замершим тупым взглядом в никуда и рядом, отдельно, обглоданные до костей четыре лапки, связанные капроновым шнуром. Я все еще стоял без движения и пялился на этот шнур. Это было похоже на страшную мученическую казнь никому не мешавшей собачонки. Я просто не мог представить себе, чьи руки могли завязать этот капроновый узел? Я не мог представить себе, что эти руки спокойно держат вилку и нож три раза в день в том же «обеденном» кафе около гаража. Что эти руки машут кому-то на прощанье… И пожимают при встрече другие руки… Медленно, уже не слушая и не обращая внимания на волчье рычание, я попятился к машине и остановился лишь тогда, когда почувствовал спиной разгоряченное солнцем железо. Казмо сказал, что их не кормили три дня? Похоже, что Эсмеральда была их последней едой. И снова старый вопрос прозвучал в моих мыслях. Почему они должны жить, если все остальные обитатели зоопарка давно мертвы? Мысль о равенстве мертвых завладела моим сознанием, и я уже думал, как могу я, поклявшийся больше никогда в жизни не брать в руки оружие, уравнять этих волков с другими обитателями зоопарка. И думал я над этим долго, но ответа не находил. Без оружия я ничего сделать не мог. Но нарушать свою клятву я тоже не собирался. А нагревшийся металл джипа жег мне спину, и я, не выдержав, повернулся лицом к машине. Взгляд мой упал на кусок мяса. Нет, думал я, хоть и тяжело мне было тащить эту мертвечину, но вам она не достанется. Я не знаю, сколько вам надо дней без еды, чтобы вы умерли сами, но сюда я больше не приеду. Самец, высунув свой нос через прутья решетки наружу, громко рычал на меня, а волчица теперь спокойно лежала посреди клетки. Я завел мотор и, развернувшись, поехал обратно. На душе было скверно, но и тело мое снова выходило из-под контроля. Было просто гадко, и я ощутил на языке вкус крови, а в коленях – дрожь. Солнце все еще стояло высоко, а я уже видел мрачную тень следующей бессонной ночи, нависшей надо мной. И я прибавил скорости, пытаясь выскользнуть из-под этой надвигающейся на мое сознание тени. Пронеслись мимо и остались позади ржавые решетки вольеров. То правые, то левые колеса соскальзывали с узкой дорожки ботанического сада, и я всякий раз резко бросал машину в противоположную сторону. И слышал, как, хлюпая по днищу джипа, катаются два куска оттаявшего мяса. А тень тоже набирала скорость и обходила меня с двух сторон, пытаясь зажать в клещах темноты. И я выжал полный газ. Двигатель ревел во всю мощь. Джип трясло так, словно он собирался взлететь. И мне показалось, что тень отстала. Но теперь мне не хватало воздуха, и я слышал, как тарахтит мое сердце. И понял вдруг, что, убив рыжую собачонку, кто-то просто мстил Адели. За что – я не знал, но мог догадываться. За то, что Эсмеральда была для нее самым близким живым существом. В этот момент я хорошо понимал Адель. В этот момент – будь у меня собака – я бы тоже назвал ее самым близким мне существом. Но собаки у меня не было. А значит, и не было никого из близких. Я был один и прекрасно понимал, что этот мир во мне не нуждается. Он нуждается лишь в тех, кто готов брать в руки оружие, кто не может жить без приказов, кто просто психически не в состоянии идти вне строя. Именно их здесь любят! Только их здесь ценят, и для них весь этот расслабляющий временный мир. Машина вынеслась на аллею, и я отпустил руль. Встречный ветер пытался высушить мой грязный, оскверненный кровью пот. А внутри у меня царствовал хаос. Энергия злости снова расправляла свои колючие крылья. И горечь снова поползла вверх, ко рту, к гудящей голове. Вспомнив о пачке таблеток, я вытащил ее из кармана и, не глядя на несущуюся навстречу дорогу, высыпал эти таблетки на ладонь и бросил их в рот. Теперь я был уверен, что тень не догонит меня. Теперь я был чуть-чуть спокойнее и, подняв руки, посмотрел на свои ладони. Левая – это то, что дано судьбой, а правая – то, что сбудется. Где-то здесь, перед моими глазами, на правой ладони плясала линия жизни. Но я не знал, была ли это линия, поднимающаяся от запястья вверх к большому пальцу, или другая, горизонтальная, обрывающаяся на середине ладони?! |