Онлайн книга «Сессия. Дневник преподавателя-взяточника»
|
Она расстегивает молнию сумки – не самой, как уже говорилось, понтовой, достает коричневатого цвета кошелек и несколькими секундами спустя протягивает мне три купюры с видом Большого театра. – Угу! – я удовлетворенно киваю, быстро пряча сотки во внутреннем кармане пиджака. Хорошо, надо сказать, отработано у меня это движение руки – от соприкосновения с шелестящей формой благодарности, а иногда еще и с трепетно держащими эту форму наманикюренными пальцами клиентки (клиенты у меня бывают редко) до гладкой поверхности пиджачной подкладки. Но это не только результат большого опыта, но и дань необходимости: дверь не закрыта – в любой момент кто-нибудь может зайти или хотя бы заглянуть. А уж если дело происходит в коридоре, то надо быть скорым вдвойне. – Я теперь знаю ваш сотовый. После того, как встречусь с Пироговой – позвоню. В какое время она, кстати, должна быть в универе на этой неделе? Сегодня-завтра-послезавтра? – Насчет сегодня-завтра не знаю, Игорь Владиславович. У наших групп зачет будет в среду. – Понятно. Ну, что ж – ладно, Людмила! Решим мы этот ваш вопрос, не переживайте! – При этих словах я улыбаюсь шире, чем гуимплен. Эдакая дурацкая форма сублимации взамен того, что не имеешь возможности соблазнить такую девочку. Но намекнешь – уйдет; скажет, что будет учить сама, да еще и может обидеться. А портить с ней хорошие отношения, пусть и сугубо в пределах правил приличия, совсем не хочется. – Ладно, Игорь Владиславович! Я тогда побежала. Спасибо, до свидания! – До свидания! «Спортсменка, комсомолка и просто красавица», повернувшись, стремительно направляется к выходу, а я смотрю ей вслед, как персонаж Демьяненко или Мкртчяна. Ассоциации с «Кавказской пленницей» у меня неслучайны – Синельникова, как и Варлей, не очень высокого роста и с широкими бедрами. Но последнее мне в ней только нравится: не люблю худышек. Видимо, потому, что сам не худой, хотя и толстяком меня тоже не назовешь. И вновь – в какой уж раз! – жалею, что я – не кандидат технических или физико-математических наук… * * * Едва за моей несостоявшейся любовью закрывается дверь, как раздается новый звонок. И опять номер мне незнаком. – Да? – Игорь Владиславович, здравствуйте, это Азат Салахов из ЭПЛ-1-04. Помните такого? Такого я действительно помню. Очень хороший, я бы даже сказал – несовременный парень. Только вот беда – голубой… Во всяком случае, если судить по выражению его глаз, с которым он смотрел на меня два года назад во время лекций, и тону его голоса, когда он обращался ко мне с какими-нибудь вопросами после занятий. – Конечно, Азат. Вы хотели по поводу какого-то предмета поговорить? – Да. – Ну, ладно, подходите в Д-406. Через несколько минут в комнату заскакивает рослый, крупного телосложения «студень» с рыжими, как у героя известного мультфильма, волосами, держа под мышкой кожаную папку светло-коричневого цвета. – Здравствуйте, Игорь Владиславович! – Здравствуйте, Азат. Вы какой предмет имели в виду? – Я посчёт математики. Не за себя, а за своего друга. Ему даже допуск не ставят. «Так!… Гипотеза вновь косвенно подтверждается. Остались ли еще в наше время “быдловизации всей страны” достаточно интеллигентные парнишки, не имеющие как минимум латентной гомосексуальности? И ещё почему, интересно, сейчас все те, кто намного моложе меня (а мне тридцать четыре), – вместо “насчёт” говорят “посчёт”?» – Математика? А кто именно ее ведет? – Азбаров. – Гм-м… Впервые о нем слышу. – Такой лет пятидесяти, с темными волосами, серьезный все время ходит, – дает мало о чём говорящую характеристику загадочному Азбарову мой бывший студент. – Понятно, – улыбаюсь я, – но мне все равно как-то проблематично браться за ваш заказ, Азат. – Я ведь его совсем не знаю. – Но вы же и тогда, когда вели у нас, брались за заказы посчёт тех, кого не знали, – резонно возражает мне Салахов. – Да, но тогда были наши, факультетские кафедры. А тут математика: это сложно. Ну, ладно – давайте посмотрим. Получится – получится, не получится – значит, нет. – Конечно! – вспыхивает багрянцем юный «голубь» – то ли исключительно от радости, что сможет помочь своему другу, то ли, плюс к этому, от неостывших чувств ко мне. – Сколько у него? – спрашиваю я. – Нисколько! – выпаливает рыжий-честный-влюбленный. – Как это? Чтобы на «вышке» – и нисколько? А откуда же у некоторых доцентш там «БМВ» нестарой модели? – У их потока он ни от кого не взял. И вообще о нем ничего такого не слышно. – М-да… – (Чувствуется, что дело будет трудным.) – От вас тогда, дорогой вы мой, требуется вот что… – я чуть сдвигаю на столе, чтобы удобнее было писать, неубранный после Синельниковой лист бумаги, и вывожу «3000». – Хорошо! У меня все с собой, Игорь Владиславович. Минуту!… …Пока он копошится в своей кожаной папке, моя рука автоматически добавляет порцию «клубов дыма» на поверхности бумаги. – Вот, возьмите, пожалуйста! – Салахов протягивает мне три свежие, как только что из Центробанка, зеленые купюры. – Да, порядок, – так же быстро, но не без изящества, как и в случае с Синельниковой, прячу я деньги в глубине внутреннего кармана. – Как у него фамилия, у вашего друга? – Авхадеев. Арслан. – А группа? – ДПМ-3-04. – У вас теперь билайновский номер, Азат? Раньше вроде «Волинком» был, как и у меня. – Да! С друзьями по нему удобнее общаться, – поясняет он, и на его лице снова появляется румянец. – Ну, ладно, хорошо. Когда он бывает в университете, этот Азбаров? – По вторникам всегда бывает с десяти до часа. Вроде и сегодня у него что-то есть, но я точно не в курсе. – Отлично. Я тогда схожу сегодня. Если что-то будет – перезвоню или пошлю эсэмэс. – Ага! Буду на связи. И еще, Игорь Владиславович… – Салахов мнется с ноги на ногу. Стесняется, однако!… – Что, Азат? – почти ласково осведомляюсь я. «Что же ты еще хочешь спросить, милый? Уж не пригласить ли меня куда-нибудь?» – Есть еще один мой друг. Ему тоже нужен зачет по математике. У Калимуллина. «Бог ты мой! Ну, прямо служили три товарища! Точнее, учились». – Калимуллина я тоже не знаю, Азат, – говорю, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. – Какой он из себя? – Старик уже совсем, лет семьдесят точно есть, маленького роста, ходит еле-еле – семенит, можно сказать. «Ух, какое слово-то ты ввернул, приятель! Сразу видно, начитанный. Ты его, это слово, вставил потому, что вообще литературную лексику хорошо знаешь, или потому, что оно у тебя с понятием «мужское семя» ассоциируется?» |