Книга Хризантема, страница 98 – Джоан Ито Барк

— Невероятно! Просто невероятно!

Тэйсин скромно улыбнулся.

— Внучка настоятеля хочет вернуть прах девушки ее родственникам, чтобы захоронить по всем правилам рядом с предками. Все уже продумано. Мы с Мисако-сан едем десятого августа, за три дня до праздника Обон. Семья Хомма будет нас ждать.

— Замечательные новости, — улыбнулся Сайто. — Спасибо, Тэйсин-сан.

Директор на самом деле был доволен. Репутация музея успела пострадать из-за слухов о привидении. Заказов на проведение в саду чайной церемонии стало меньше. Теперь же никаких причин для появления духов не останется, даже с точки зрения самых суеверных горожан.

— Будь у меня время, я с удовольствием поехал бы с вами, — сказал Сайто, — но подарок семье Хомма пошлю непременно. Не будете ли вы так любезны передать его от моего имени? Завтра он будет в храме.

Священник с поклоном поблагодарил директора. Шагая по улице, он радовался как ребенок. Вот и еще один повод написать письмо Мисако. Как прекрасна жизнь! К своему собственному удивлению, в последнее время он все делал правильно. Даже директор музея, такая важная персона, сказал ему спасибо! А женитьба… Кому это нужно? Что с ней делать, с этой женой?

Не успела эта мысль промелькнуть в сознании, как Тэйсин вспомнил дни, проведенные в больнице, когда за ним ухаживала Мисако. Нежные образы, внезапно вспыхнувшие в памяти, так удивили монаха, что он опустил голову и пошел быстрее, надеясь, что никто не обратит внимания на его раскрасневшееся лицо.

Старинный праздник Обон, связанный с почитанием духов предков, отмечается в Токио в течение трех дней в середине июля. Иногда его называют праздником фонарей. Вечером тринадцатого июля принято зажигать огонь или вывешивать яркий фонарь, чтобы показать духам путь в дом. В последующие дни на семейный буддийский алтарь кладут свежие фрукты и другую пищу, а шестнадцатого духи вместе с подарками отправляются назад к своему таинственному местопребыванию, чаще всего на миниатюрных лодочках с зажженными свечами, которые спускают по реке или отправляют в море. Во время праздника люди собираются и танцуют вместе особый танец, называемый «бонодори».

В сельских районах Ниигаты Обон отмечают в августе, по старому календарю. В прежние времена госпожа Имаи никогда открыто не запрещала Мисако поездки к родным в это время, но относилась к ним с прохладцей. Теперь же, после развода, и речи не могло быть о том, чтобы пренебречь дочерним долгом. Никаких обязательств перед семьей Имаи у Мисако больше не оставалось, более того, если судить по тому, как с ней обошлись, духи их предков давно забыли о приношениях, полученных от Мисако в бытность ее невесткой.

Сатико, разумеется, никуда ехать не собиралась. Когда она была в Ниигате в последний раз, то так переругалась с родственниками, что поклялась туда не возвращаться и ограничивалась денежными пожертвованиями дзэн-буддийскому храму, куда ходили родители. Переложив таким образом ответственность за почитание умерших членов семьи Кимура на плечи монахов, Сатико уже почти забыла о них.

В этом году она планировала посетить курорт в Каруидзаве в компании тетушки Тегути, которую, собственно, и считала своей единственной настоящей родственницей. Прохладный горный воздух — как раз то, что нужно в жаркой середине августа. В Каруидзаве покупали загородные дома все известные люди, там можно было играть в гольф и общаться со многими из новых токийских клиентов. Ну и конечно, вечерами попивать виски с тетушкой и ужинать в старинном отеле «Момпей».

О своих планах Сатико поведала подруге, когда они подкреплялись бутербродами в офисе.

— Рада за тебя, — улыбнулась Мисако и, воспользовавшись удобным случаем, сказала о том, что девятого августа едет в Ниигату. — Я хочу отметить Обон дома. Кроме того, десятого мне нужно присутствовать на поминальной церемонии.

— Разве годовщина твоего деда не в октябре? — удивилась Сатико. — Или это кто-то другой?

— Да, другой, — кивнула Мисако, откусывая бутерброд.

— Родственник?

— Нет. — Мисако вытерла руки салфеткой. — Не родственник, но мне очень важно побывать на церемонии. Я как раз хотела тебе рассказать.

— Даже слушать не хочу! — фыркнула подруга. — Ненавижу все эти похоронные дела! С какой стати современный деловой человек должен думать о мертвых? У нас и без того дел по горло. А ты, вместо того чтобы молиться на могилах, лучше отдохнула бы как следует. Поехали с нами, а? Поиграешь в теннис, пообщаешься. Подумай, кого ты там можешь увидеть! Между прочим, наследный принц встретил свою возлюбленную именно в Каруидзаве.

— Нет, мне лучше дома, — покачала головой Мисако. — Я как раз старомодная японка, которая любит молиться на могилах и есть арбузы на Обон.

— Лично у меня нет времени на дурацкие причуды.

Мисако обиженно поджала губы.

— Для кого причуды, а для кого — священные традиции!

Сатико раздраженно пожала плечами, положила бутерброд и вернулась за стеклянную перегородку. Детская дружба дала очередную трещину.

Они выехали на машине в восемь утра, чтобы избежать мучительной жары в дороге. Урна, завернутая в новое фуросики из белого шелка, надежно помещалась в корзинке на заднем сиденье. Мисако надела черное льняное платье с единственной ниточкой мелкого жемчуга: в кимоно вести машину было бы слишком неудобно.

На этот раз она знала дорогу без всяких карт, помнила все повороты и опасные места, что в отсутствие прежнего попутчика было очень кстати. Тэйсин вел себя как мальчишка, которого впервые в жизни вывезли на экскурсию. Даже ряса не помогала ему сохранять солидный вид. Для монаха наступил великий день, о котором он мечтал так долго. Ему казалось, что с бледно-голубого неба смотрит с улыбкой Учитель. Когда Мисако свернула на грунтовую дорогу, над машиной вдруг показался журавль. Прекрасная белая птица сопровождала их несколько минут. Тэйсин значительно округлил глаза.

— Это дух Учителя, он с нами!

Мисако снисходительно улыбнулась, взглянув на него, как мать на пятилетнего сына. Потом высунулась в окошко и взмахнула рукой.

— Привет, дедушка!

Они остановились передохнуть на галечном пляже у подножия огромной скалы.

— Море сегодня совсем другое, — задумчиво сказала Мисако, глядя вдаль на искрящуюся спокойную воду. — Тогда оно было темное и злое.

Тэйсин достал из рукава рясы шоколадный батончик, разломил и протянул половинку ей.

— Сколько мы уже проехали? — спросил он.

— Примерно полпути. Впереди горы, они вам понравятся.

— Мне они хорошо знакомы. Я родился на границе с Ямагатой. Когда уезжал, чтобы стать священником, шоссе еще не построили, до автобуса пришлось идти пешком через горы.

— Вы давно не были дома? — с любопытством спросила Мисако.

— О, много лет, — грустно улыбнулся он. — Родители уже умерли. Остались брат с семьей и сестра Тоёко.