Онлайн книга «Запретные цвета»
Незнакомец свернул в сторону. Вскоре тропинка стала исчезать из виду. Старый, уставший писатель двинулся по этой тропинке, хотя и не был уверен, что ему хватит сил проследить за молодым человеком до конца пути. Вдруг в глубине тропинки показалась проплешина поляны, откуда раздался зычный ясный возглас парня: — A-а, все спишь! Ну ты даешь! Пока ты тут отлеживалась, я искупался в океане. Эй, поднимайся, пора возвращаться. Под деревьями встала девушка. Сюнсукэ опешил оттого, насколько близко от него взметнулись вверх ее тонкие грациозные руки. Две-три пуговицы на спине голубенького европейского платьица были расстегнуты. И только сейчас показался юноша, который стал застегивать пуговицы на ее платье. Девушка завела назад руку, чтобы отряхнуть подол. Цветочная пыльца и песчинки пристали к ней, когда она неприлично разоспалась на траве. Сюнсукэ обомлел, увидев профиль Ясуко. Обессиленный, он присел на каменные ступени. Вынул сигарету и закурил. Для такого эксперта в области ревности, как Сюнсукэ, не было ничего странного, чтобы переживать смешанные чувства восхищения, поражения и ревности; однако на этот раз сердце его привязалось не столько к Ясуко, сколько к редкостной красоте этого юноши. Все мечты молодости обделенного красотой писателя — мечты, которые он скрывал от посторонних глаз и за которые изводил самого себя, воплотились в этом совершенном юношеском теле. В раннюю пору цветения, духовного возмужания, самоедство отравляло юность Сюнсукэ, чувствовавшего, как она умирала прямо у него на глазах. Весна его жизни пронеслась в яростной погоне за юностью. Вот это уж бред! Надеждами и отчаянием испытывает нас юность, но нам все равно не понять, что наши страдания — это всего лишь ее естественная агония. Сюнсукэ, правда, сумел это осознать. Ни в мыслях, ни в чувствах, ни в рассуждениях о «Литературе и юности» он не позволял себе ничего такого, что имело бы отношение к постоянности, универсальности, обыденности или болезненной утонченности, — одним словом, никакого романтического бессмертия. С другой стороны, его легкомысленность порождалась одними дурашливыми импульсивными соблазнами. В те годы желанием его сердца было только одно: как бы так повезло, чтобы он смог увидеть в своем собственном страдании совершенное, законченное страдание юности. Он и в радости своей желал бы увидеть совершенство. В общем, это стремление присуще всякому. «С какой легкостью ты сейчас принимаешь поражение! — размышлял про себя Сюнсукэ. — Этот парень обладает красотой юности. Его существование освещено солнечным светом. Он никогда не отравится ядом искусства или чем-то подобным. Он рожден мужчиной, чтобы быть любимым женщиной. Я охотно уступаю ему это место. И более того — приглашаю его сюда. Всю жизнь я боролся против красоты, но сейчас я должен протянуть ей руку примирения. И для этого, видимо, небеса ниспослали мне этих двоих». Влюбленная пара шла по узенькой тропинке друг за дружкой. Ясуко первая заметила Сюнсукэ. Они смотрели друг другу в лицо. Взгляд его был страдальческим, а на губах мерцала улыбка. Ясуко побледнела и опустила взор. Не поднимая глаз, она спросила: — Вы приехали? По делам? — Да, сегодня приехал. Молодой человек подозрительно посмотрел на Сюнсукэ. — Это мой друг Ютян, — представила Ясуко. — Минами Юити, — поправил юноша. Паренек ничуть не удивился, когда услышал имя писателя. «Он, вероятно, кое-что слышал обо мне от Ясуко, — подумал Сюнсукэ, — поэтому не был удивлен. Если бы он вообще ничего не знал обо мне, а также о моих сочинениях в трех полных собраниях, мне было бы приятней…» Все трое поднимались по каменной лестнице безмолвного парка, лениво перебрасываясь словами о том, каким заброшенным кажется курорт в это время года. Сюнсукэ переполняло чувство великодушия, и, хотя он не числился в весельчаках, настроение его было прекрасным. Они сели в арендованный автомобиль и вернулись в гостиницу. Ужинали они тоже втроем. Это была идея Юити. После ужина все разошлись по комнатам. Немного погодя в комнату Сюнсукэ заявился Юити, высокий, в гостиничном кимоно. — Можно войти? Вы заняты? — раздался из-за перегородки голос. — Входите! — Ясуко задержалась в душе, и я заскучал, — объяснил он свой приход. Его темные глаза помрачнели еще больше, чем днем. Инстинкт художника подсказал Сюнсукэ, что Ютян явился для какого-то признания. Вначале разговор не вязался. Постепенно они разговорились, и нетерпение юноши поделиться откровением стало все более заметным. Наконец он спросил: — Вы собираетесь задержаться здесь? — Да, полагаю. — Я, если получится, сегодня в десять вечера уеду катером или завтра утром автобусом. Уже сегодня вечером хотел бы выехать, по правде сказать… Сюнсукэ очень удивился: — А как же Ясуко? — Для этого я зашел к вам поговорить. Могу ли я оставить ее с вами? Я подумал, что вы хотели бы жениться на ней… — Ваше решение продиктовано неправильным представлением… — Ни в коем случае! Я не могу остаться здесь еще на одну ночь. — Почему же? Юноша ответил искренно и холодно: — Знаете ли, я не умею любить женщин. Сэнсэй, вы понимаете, о чем я говорю? Меня не влечет к женщинам, а мой интерес к ним не более чем интеллектуальный. У меня сроду не возникало желания обладать женщиной. К ним я не чувствую влечения. Я обманывался на их счет, а теперь еще и девушку одурачил, которая ничего не знает… Странным светом заблестели глаза Сюнсукэ. Он не был чувствительным к подобным проблемам. И был в основном нормальных склонностей. Он спросил: — А кого ты можешь любить? — Я? — Юноша залился краской стыда. — Я люблю только парней. — Ты разговаривал об этом с Ясуко? — спросил Сюнсукэ. — Нет. — И не говори. Не следует во всем признаваться. Мне мало что известно о твоих проблемах, но женщины, думаю, не поймут тебя. Если в твоей жизни появится девушка, которая полюбит тебя так же, как Ясуко, то женись на ней, поскольку тебе когда-нибудь все равно придется жениться. О браке нужно думать спокойно, как о тривиальном деле. Тривиальность — вот что делает его священным. Сюнсукэ вдруг поддался дьявольскому восторгу. Глядя прямо в глаза юноши, он неприлично тихо прошептал: — Что тебе эти три ночи?.. — Ничего. — Прекрасно! Вот и преподашь урок женщинам! Сюнсукэ рассмеялся громко и звонко. Никто из его друзей никогда не слышал, чтобы он заливался таким смехом. — Мой богатый жизненный опыт позволяет сказать тебе, — продолжил Сюнсукэ, — что не стоит приучать женщину к наслаждению. Наслаждение — это трагическое изобретение мужчин. И ничего более в нем нет. |