Онлайн книга «Мужчина для классной дамы»
– Тогда ты, наверное, читал, что Козерогам трудно демонстрировать свои чувства. Твой отец просто не умеет показать тебе, как он тебя любит. Но ведь слова и подарки еще не означают любви. Ты же понимаешь, что важно то, что у человека в душе. Арсений молча сопел. Перекрывая шум набегающих волн, из моей сумки раздался мотив бетховенского «Сурка». – Танюш, ты где? Я тебя потерял! – Понимаешь, мы сейчас на берегу залива, недалеко от «Приморской». – Мы? Ты не одна? – Я не одна. Но эта встреча важна и для тебя тоже. Арсений уселся у самой воды, он делал ров из песка и вокруг укладывал ракушки. – Я сейчас приеду. – Не вздумай! Я тебе потом все объясню. – Таня, мы же договаривались, что я всегда буду рядом с тобой! – Но это не всегда возможно. Вспомни, о чем мы еще договаривались. Что сейчас важно для нас? – Арсений? – Ну, наконец-то. Я тебе позже перезвоню. Целую. Ров у Арсения получился уже совсем глубокий. Я внезапно поймала себя на мысли, что очень хочу взять в руку горсть шероховатых, пропитанных морем и солнцем ракушек и выложить на песке имя – Борис. – И горы твой папа тоже любит, потому что он Козерог, – продолжила я как ни в чем не бывало. – Да, знаю. Я читал, что стихия Козерогов – земля. – А ты кто по гороскопу? – Рак. Я родился четырнадцатого июля. Я запрокинула голову и захохотала. Арсений с недоумением смотрел на меня. – Вот здорово! Надо же! Я тоже родилась четырнадцатого июля. – Не может быть! – Ну правда! А вообще, ты знаешь, у меня в школе была учительница английского, Белла Семеновна, старенькая такая старушка, так вот она рассказывала, что практически в любом сообществе людей – ну в классе, к примеру, или в рабочем коллективе – есть те, кто родился в один и тот же день в году! И ты знаешь, я проверяла – так оно и есть. Арсений смотрел на меня, приоткрыв рот. – И представь себе, что именно у моей любимой Беллы Семеновны был день рождения – ну угадай, когда? – 14 июля? – Да! Арсений помолчал. – А она правда была вашей любимой учительницей? – Ну да, конечно! Господи, бедный ребенок не знает, что в школу можно ходить с радостью и удовольствием! – Она была очень добрая и очень любила то, чем занималась, – серьезно объясняла я Арсению. – Мне с самого начала язык чрезвычайно легко давался, просто на удивление, и я ходила у нее в «любимчиках»… – А почему? – А я – как сейчас помню – на самом первом уроке прочитала стихотворение – мама занималась со мной до школы, – и Белла Семеновна чуть не расплакалась тогда… – А какое? – Тебе действительно интересно? – я прокашлялась. When I’m sad, I want to cry. When I’m proud, I want to fly. When I’m curious, I want to know. When I’m impatient, I want to go. When I’m bored, I want to play. When I’m happy, I smile all day. When I’m puzzled, I want to shrug. When I’m loving, I kiss and hug. – When I’m loving, I kiss and hug, – как будто про себя повторил Арсений. Я внезапно почувствовала непреодолимое желание обнять, приласкать, прижать к себе этого долговязового одинокого ребенка. Но только глубоко вздохнула. – А она… – спросил Арсений после паузы, – эта Белла Семеновна… еще жива? Теперь помолчала я. – Не знаю, Сенечка. Как-то год назад я ехала в метро, было много народу, и вдруг я случайно увидела ее, она сидела и проверяла тетрадки. Кругом толпа, а она сидит и красной ручкой ошибки подчеркивает. Знаешь, она везде и всегда ходила с тетрадками, и тут я ее увидела, и у меня слезы на глаза навернулись… – И вы… Вы подошли к ней? – Нет. – Почему? – тихо спросил Арсений. – Не знаю. Трудно объяснить. Она была такая старенькая, уставшая, и было много людей вокруг, и я подумала: вдруг она меня не узнает… Ты прав, Сень, надо было подойти. Распрощались мы вполне довольные друг другом. Я было попыталась напроситься к друзьям Арсения – йогам, объясняя это своим интересом к учению сахаджи, но в этом вопросе Арсений оказался категоричен: – Нет, Татьянсанна! Вам там будет неинтересно. Про сахаджи я вам сам расскажу. Следующие несколько дней мы с Борисом не виделись. Он звонил мне каждое утро, справлялся о моих планах на день и не собираюсь ли я куда-нибудь исчезнуть. – Мистер Рочестер, интересно, а почему я должна куда-то исчезать? – игриво спросила я. – Сижу вот целыми днями дома, как примерная девочка, перевожу какую-то дребедень про синхрофазотроны, а в перерывах учу шведский… – Это хорошо, – тон у него часто бывал рассеянный. – А у меня тут… обвал полный, немцы завтра приезжают, а сейчас только выяснилось – программа не готова, даже автобус не заказан! Неважно. Ты-то как? – Я-то хорошо. – Спина болит? – Немножко. – «Немножко»! Надо вставать каждый час и заставлять себя делать упражнения! Я же тебе показывал! – сердился Борис. Тем, кто часами вынужден работать за компьютером, знакома эта мучительная боль в спине. Но делать упражнения – тоже муки адские, лень невыносимо. Так, встанешь, пройдешься до кухни и обратно – вроде как размялась. Хотя Борис прав, надо себя заставлять. Надо… Переводы давались мне с трудом. Да и изучение языка продвигалось крайне медленно – только когда удавалось сосредоточиться. А сделать это было ох как нелегко! После утренней болтовни с Борисом я невольно погружалась в приятные мечты о будущем. О нашем совместном будущем… В этом будущем у нас с Борисом было все: любовь, семья, дети! Вернуть себя к реальности мне удавалось только одним вопросом: «Не рано ли я так радуюсь?» Охладив себя таким образом, я принималась за работу, но к вечеру мысли мои снова уносились далеко. Так шло время, а Борис все не приезжал… Как-то, в особенно тоскливую минуту, я набралась храбрости и решила позвонить Борису на работу. – Здравствуйте, я вас слушаю, – женский голос! Сначала я хотела бросить трубку, но тут же до меня дошло – секретарша. – Здравствуйте, будьте любезны Бориса Владимировича Ровенского. – Бориса Владимировича нет и сегодня, наверное, уже не будет, – что-то этот голос кажется мне знакомым. Где же я могла его слышать? – Что ему передать? – Спасибо, ничего не надо. – Он будет на связи через час. Позвоните ему на мобильный. Вы запишете номер? |