Онлайн книга «Самоволка»
– Держи крепче! – задорно воскликнул он и, сопя, полез во тьму, оставив брата в темноте. Степка старался держать веревку чуть натянутой. Так он чувствовал, что Борька внизу шевелится, движется – в порядке он, короче. – Отпускай! – кричал снизу Борька. – Еще отпускай! И все равно было не по себе. И с каждой минутой все больше. По лицу покатился пот, веревка стала больно резать кожу. Вдруг показалось, что он уже целую вечность стоит во тьме с этой веревкой, слыша далекий голос Бориса: «Отпускай…» «Да сколько можно лезть! – в отчаянии подумал Степа. – Веревки же не хватит». – Отпускай еще, – донеслось до него. – Давай обратно! – не выдержал Степан. – Отпускай… – ответил приглушенный голос. Веревка вдруг резко натянулась. Степан машинально напряг левую, страховочную руку… но вдруг понял, что пальцы не ощущают конец веревки! Нет ее, кончилась! Новый рывок веревки сбил его с ног. Правой руке не хватило сил удержать, веревка вылетела и проворной змеей умчалась в темноту колодца. Степка упал на колени, с ужасом глядя во мрак. – Борька! – крикнул он дрожащим голосом. – Вылезай, я веревку уронил! Он ждал, что брат сейчас засмеется в ответ, скажет какую-нибудь необидную колкость про трусливого Степку… Но прошла целая вечность, а от Бориса не донеслось ни звука. – Борька! – отчаянно закричал Степа. Он кричал и кричал, но ему не отвечало даже эхо. Голос тонул в душном сумраке колодца. Он уже сам хотел лезть за братом, но внезапно пришел в ужас от того, что они оба окажутся там, на дне. И никто не будет знать, куда они исчезли, где искать. – Борька, скажи что-нибудь! – в последний раз крикнул он, размазывая слезы. Выскочил наружу из-под сводчатого входа. И сразу ослеп от нестерпимо яркого солнца. Оно смотрело на него без всякого интереса. Оно ничем не могло помочь, да и не собиралось. Солнце видело много несчастий, трагедий – ему было все равно. Степка вскочил на велосипед – скорее нужно искать людей. Рванул через луг на дорогу… вернее, хотел рвануть. Колеса вязли в сухой почве, ехать приходилось в горку. Кое-как вскарабкался на пустынную дорогу. Сразу понял, что торчать на месте и ждать – мало проку. Надо двигаться, тогда больше шанс кого-нибудь встретить. Стояла тишина. Только треск тракторного дизеля дробил воздух где-то в полях, очень далеко. Жара колыхалась медузой, прижигая кожу своими щупальцами. Поехал, набирая скорость. Тут же вспомнил – поселок! Или ферма. В общем, какие-то домики были по правую руку от дороги, далеко в стороне. Огибали эти домики долго, значит – быстрее будет напрямик. И недолго думая соскочил с большака в поле, на крепко утоптанную тракторную колею. По всем расчетам выходило, что вон за тем недалеким пролеском и должны оказаться домики. Но вот пролесок за спиной, а никаких домиков нет. Только еще одно поле. И за ним – еще один пролесок. Степка разогнался изо всех сил – уж за тем-то пролеском точно должны быть домики! На какой-то яме велосипед здорово грохнул – и вдруг педали перестали крутиться, застряли. Степка поднажал, что-то хрустнуло. После этого педали начали проворачиваться свободно, потеряв всякое сцепление с цепью и колесом. Степан едва не зарыдал в голос. К тому же он понял, что впопыхах схватил Борькин велосипед. А свой – с висящей на раме кобурой с инструментами и аптечкой – так и остался там, под ракитами. Он побежал. Горло пересохло, пот хлюпал в кедах. Солнце уже было над кронами деревьев. Ему надоело смотреть на взмокшего испуганного мальчишку, оно уходило. Степка продолжал бежать, хотя и за вторым перелеском не обнаружилось никаких домиков. И как возвращаться к дороге, он уже не помнил. Он мечтал только об одном – встретить кого-нибудь, хоть кого-нибудь! Где-то по-прежнему трещал трактор. Солнце уже скрылось. По траве полз туман, гомонили лягушки в низинах. Дома с тревогой переглядывались родители. В колодце сидел брат Борька – может, раненый, со сломанной ногой, может, без сознания. Он ждал помощи, он, наверно, кричал, звал кого-нибудь. Все, что сейчас мог Степка, – это только бежать. И уже наступили сумерки, а перелески и поля все так же однообразно сменяли друг друга. Ни единого огонька не светилось сквозь листву. Степка давно знал, что бесповоротно заблудился, но не мог остановиться. Просто не мог. И он даже не особенно обрадовался, когда в полной темноте вдруг выскочил на дорогу и увидел знакомый указатель. И побежал по этой дороге, и достиг развилки, от которой до деревни было всего ничего. Пересек, шатаясь, безлюдную улицу, каким-то чудом не валясь с ног. Поднялся на крыльцо, споткнувшись о велосипед, толкнул всем телом дверь, ввалился в комнату. Упал на колени, разразился плачем, от которого тело разрывалось пополам. Сквозь слезы он смутно видел лицо матери. – Ну, тише, тише, – сказала мама. – Пришел – хорошо. Пойду отца позову, он тебя ищет. – Мама… мама… – захлебывался Степан. – Борька в яме… в колодце… нужно ехать… я звал, он молчит… – Успокойся, куда ехать? Зачем ехать? – Борька в колодец упал… он там лежит… – Что ты несешь, какой колодец? Борька дома давно, в комнате сидит. Слезы просохли. – Дома?! И тут же понял – он же едва ноги не поломал о второй велосипед на крыльце. Откуда он взялся? Степка поднялся, хотя ноги едва держали. Прошел в другую комнату, боясь, что его просто утешают для вида. Борька сидел на кровати, ел булку, запивал молоком. Увидев брата, отставил кружку, посмотрел на него круглыми темными глазами, в которых было нечто такое, что Степан сам испугался. Эти глаза были страшнее, чем тот колодец. Надо было что-то сказать, но Степан не мог. Сердце стучало, как паровой молот, пульс колотил в виски, а горло драла наждачка. Он просто стоял и смотрел. И Борька тоже смотрел. Тоже молча. И почему-то было ясно – бесполезно спрашивать. Он ничего не скажет. И действительно, не сказал ни слова. * * * Степан вздрогнул всем телом – и проснулся. Сердце его колотилось – не во сне, а наяву. Почти так же, как и тогда, без малого четверть века назад. К чему, интересно, его навестило это далекое детское воспоминание? Да еще так ярко, в подробностях, в чувствах… За окном колыхался серый рассвет, часы показывали шестой час. Закрыть бы глаза и еще поспать, но Степану было как-то не по себе. |