Онлайн книга «Без поводыря»
Часа в четыре проехали устье Гривы – широкого ручья, на котором где-то там, за холмом, спряталась не указанная ни на одной карте деревушка. Собаки гавкнули на что-то невидимое за сугробами и после окрика Ильяса заторопились догонять маленький, всего-то дюжина лошадей, караван. Потом уже, за очередным поворотом, седые казаки поспорили – двое за нами наблюдали или все-таки трое. – И много в здешних местах таких селений? – поинтересовался я у бородачей. – А хто их знаит, вашство, – блеснул глазами тот, что постарше да покоренастей. – Одно время много было. Рассейские, как волю дали, будто клопы голодные из-за камня полезли. Ждали их тут, ага… – Это ведь, ваше превосходительство, только мнится, будто землицы у нас на всех хватит, – поддержал товарища второй антоновец. – А как оглянесся, да присмотрисся, так и все почитай и занято. Энти-то, рассейские, в батраки к добрым хозейвам идти брезгуют. Свободы им надоть. Сами-то людишки хилые… – Вороватые, – продолжил старший. – И смердит от них… А туды жо… Волю им. – Вот и лезут куда ни попадя, – и ведь явно не сговаривались. А один за другим, как дикторы с центрального телевидения. – Уходят в такие вот чернолесья. Полянку найдут или тайгу поджечь пытаются… Баб в соху впрягут, покорябают немного землицу – и рады. Хозя-а-аева! – А того, дурни, не ведают, что пшеничку у нас не каждому вырастить удается. И не везде. Там, у Чаусского острога, или дальше к югу – всегда пожалуйста. А в здешних местах и сроки надобно знать, и Господа молить. – Или рожь в землю кидать, а то и ячмень. – Голодают? – догадался я. – А и голодают. Лебеда-то их любимая в тайге не водится. Трав с ягодами не знают. На зверя охотиться не умеют… – Да и справы не имеют. Ни ружей, ни рогатины. А туда же – в Сибирь! – Так и дать им – чего толку-то? Евойного мужичка соплей перешибить. Куда ему рогатину? – И чего? Так и мрут в лесах? – Что поглупее – и мрут, – легко согласился старший. – Другие, как детишков схоронят, к людям выходят. Ежели бумага есть, так к землемерам идут. А нет – так или в выкупные рекруты, или в батраки. – Мужик в рекруты, а бабы куда? – Вестимо куда. В услуженье. Или в люди. Или колечко в рот… Да помню я, Герочка, что по законам империи проституткам запрещено приставать к прохожим с предложениями своих услуг. И что вместо этого девки держат во рту колечко, которое и показывают на языке заинтересованным личностям. – И что, много ли таких из России приходит? Тех, кто по лесам все еще сидят? – Нынче-то поменьше, – кивнули друг другу казаки. – Теперя-то их еще в Голопупове чиновник встречает – да в острог пересыльный, к дохтуру… Потом, сказывают, рассейским даже землю нарезают. Только я сам не видал, врать не стану. – А иные от чиновника все одно бегают да по тайге сидят, – хмыкнул младший. – И дохтура пуще черта с рогами боятся. Будто бы тот их оспой заразит, чтобы землю не давать. А ежели кто и выживет, так начальники так оброками обложат, что взвоешь! Уже и попам в церкви не верят, коли тот их увещевать начнет. – Иные же, те, кто старой веры, и сами знают куда идти, – подвел итог старший. – Эти, чай, не пропадут. – И куда же они идут? – Во многие места, господин хороший, – оскалился казак и рванул коняшку с места, легко обогнав колонну. Снега все еще было мало. Татары пугали настоящими завалами там, дальше, на водоразделе. Где на запад течет Тугояковка, на юго-запад – Крутая, а на восток – Китат с Кататом. – Лопаты-то в поклаже есть? – хохотали инородцы. – Дорогу копать будете? – Гы-гы, – передразнивали их казаки. – Басурмане – оне и есть нехристи! – А ты сам, Ильяс, что же? Поверх сугроба побежишь? – коварно поинтересовался я. – Мой род здесь столько зим живет, сколько звезд на небе, – подбоченился татарин. – Я в здешних местах каждое дерево знаю. Так пройду – веточка не шевельнется, лист не вздрогнет, птица на ветке не проснется. Снег сам меня пропустит! Это вы, урусы, чтобы арбе проехать – деревья рубите. По тайге идете – шум, будто камни с неба падают. – Я еще из ружжа счас пальну, – обрадовался старший из казаков, словно проводник комплимент сказал. – Вообще в штаны со страху навалишь! В общем, дружбой народов и толерантностью в моем отряде и не пахло. Однако об этом сразу забыли, когда русло реки сжалось, а поросшие лесом склоны – наоборот, выросли. Все больше принцесс-елей, все меньше лиственных деревьев. И что самое печальное – толще снежная шуба. Приходилось постоянно сменять едущего первым. Лошади быстро уставали расталкивать рыхлую преграду, так что за день успели еще и на заводных, они же вьючные, седла переложить. И тут уж никаких препирательств не было. И казаки, и татары без споров занимали свое место в голове каравана. Прежде чем разбивать лагерь, татары увели наш отряд вправо от Тугояковки, по какому-то ручью. – Там, – Рашит махнул рукой куда-то назад и влево. – На той речке глупый урус зимовье поставил. Охотник! Ильяс презрительно фыркнул. – Бревна в ручей вбил, чтобы рыбу ловить, – невозмутимо продолжил татарин. – Рыбак, однако! Ильяс громко засмеялся, словно его товарищ сказал что-то невероятно смешное. – Все его знают, – не унимался Рашит. – Суранов. В село приходит – важный человек! Вот так идет. Растопырил локти, словно несет под мышкой бочонок. Задрал подбородок, презрительно выпятил нижнюю губу. Поневоле представишь себе этого важного человека. – Другие глупые урусы вот так его встречают, – ссутулился, опустил голову, подобострастно поклонился. – Суранов мех вот так купцу кидает. Порох берет, капкан железный берет. Муку еще. Бабы смотрят – глаза блестят. Важный господин. В лесу хозяин. Лесного старца – не боится. Ильяс одним движением ноги высвободил сапог из стремени и, выбрав прежде самый пушистый сугроб, вывалился с седла. Должно быть – от смеха. – Там деревья не растут, и склон из камня, – вздохнув и закатив глаза, стал объяснять причину веселья Рашит. – Ветер дует, холод несет. Зверь это место не любит, и рыба не любит. Даже бурундук умнее Суранова. Даже бурундук знает о жилы урын. – Теплое место, – вновь перевел один из казаков. – Сопка с этой стороны – ветер не дует. Пихта растет – много дров. В ручье рыба жирная – руками ловить можно. Суранов – важный такой… – локти в стороны. – Но дурень. Теперь засмеялись и бородатые казаки. Да и я, когда дошел комизм ситуации. Между лысой прогалиной на склоне сопки, выбранной для зимовья «важным» Сурановым, и уютным распадком, где мы остановились на ночлег, – версты две. Но, судя по рассказу туземца, микроклимат этих двух мест отличается кардинально. |