Книга Крым, страница 42 – Александр Проханов

– Восхищаюсь вашей работой, товарищи. – Лемехов обращался к ученым и инженерам, которые стояли на талых снегах перед стальной башней. – Мы понимаем, что «Лунный проект» не только переводит оборону России на новый качественный уровень. Не только совершает прорыв в космических и военных технологиях. Он переводит на новый уровень всю Россию. Возвращает ей космическое содержание. Очень важно, чтобы у нас получилось. Народ устал смотреть себе под ноги, боясь споткнуться. Пусть снова смотрит на звезды.

Лемехов говорил не языком технократа и начальствующего управленца. Он говорил языком избранника, которого освятил Патриарх. Языком национального предводителя, который управляет русским развитием. Строит победное государство.

Ему внимали. Заместитель Двулистиков торопливо писал в блокнот, словно ловил бесценные мысли.

Они вошли в корпус, где в герметических камерах, накаленные жаром светильников, охлажденные жидким азотом, находились элементы боевых лазеров. Электроника, стекла, кристаллы, миниатюрные атомные реакторы. Испытатели в белых халатах сидели у мониторов, перед пляшущими многоцветными импульсами.

– Хочу, чтобы мы отрешились от наших сиюминутных забот. «Лунный проект» возвращает государству способность стратегических действий. Этому проекту будут сопутствовать такие проекты, как «Арктика», «Дальний Восток». Проекты «Земля» и «Вода». Проекты восстановления русского генофонда. Мы снова превращаем Россию в огромную стройплощадку, на которую призовем весь народ, из русских городов и деревень, из кавказских аулов, из якутских стойбищ. Это не фантазии, так и будет. Люди, реализуя эти проекты, перестанут чувствовать свое одиночество. Обретут долгожданное «общее дело». Как обрели его мы с вами.

Лемехов говорил так, словно читал президентское послание в Георгиевском зале Кремля и на белых мраморных досках золотились имена героических полков, батарей, экипажей. Двулистиков бил авторучкой в блокнот, словно склевывал драгоценные зерна.

Под куполом в стальных боксах стояли луноходы, серебристые шестиосные колесницы с прозрачными кабинами и ажурными антеннами. Они станут карабкаться на лунные скалы, пробираться по дну безводных морей, оставляя на белой пыли клетчатые ленты следов.

– Не правда ли, эти экипажи так похожи на ту повозку, на которой Илья-пророк катался по небу? Мы с вами создаем космические машины и механизмы, осваиваем физический Космос. Но вместе с нами в космическую бесконечность стремятся поэты, философы и монахи. Каждая молитва, каждый стих – это выход в открытый Космос. В этом идеология партии «Победа», которую мы провозгласили на съезде. Два этих стремления, в физический и духовный Космос, сближаются и непременно сольются. Их единство наполнит нашу русскую жизнь космическим смыслом.

Лемехов говорил как идеолог, который предлагает стране «образ будущего». Видит в грядущем этот ослепительный образ. Дарит его народу. Возвращает народу мечту. Ту, за которой однажды двинулся русский народ, перенося ее из огня в огонь, из беды в беду. Мечту о божественной справедливости, нетленной красоте, бессмертной любви.

Они приблизились к бетонному сооружению, похожему на бочку, опоясанную железными обручами.

– Здесь, кажется, должен находиться разгонный блок? – спросил Лемехов. – Как идут испытания?

– Разгонный блок еще не доставлен на полигон, Евгений Константинович, – запинаясь, ответил Главный конструктор.

– Как не доставлен? По какой причине?

– Неполная готовность блока, Евгений Константинович. Завершается заводская сборка, – потупясь, ответил директор ракетного предприятия.

– Но вы же докладывали о завершении сборки, – глухо, раздражаясь, произнес Лемехов.

– Сборка почти закончена, Евгений Константинович. Но в главке нам отказали в композитных материалах. Это привело к задержке.

– Кто в главке отвечает за композиты? – Лемехов грозно обвел глазами собравшихся. В меховых шапках и теплых картузах, в шубах и долгополых пальто, чиновники, директора и конструкторы отводили глаза.

– Кто отвечает? – Лемехов сдерживал раздражение.

– Отвечает Саватеев, – откликнулся Двулистиков, указывая на того, кто повинен в срыве работ.

Это был тощий, с морщинистым лицом чиновник оборонного ведомства, в поношенной куртке, с неряшливым шарфом. На голове сидел меховой картуз с опущенными ушами, хотя было тепло. Большой крючковатый нос был в мелких склеротических метинах, а глаза из-под редких бровей смотрели затравленно. Его вид вызвал у Лемехова едкую неприязнь, которая побуждала сделать больно немолодому испуганному человеку.

– Почему вы сорвали поставку композитов и тем самым задержали изготовление разгонного блока?

– Я, Евгений Константинович… На головном предприятии… Список зарубежных закупок… – лепетал Саватеев, ежась под жестоким взглядом Лемехова.

А у того лишь усиливалось ядовитое раздражение.

– На Военно-промышленной комиссии вы гарантировали исполнение поставок. Значит, вы вводили в заблуждение руководство?

– Я не вводил, Евгений Константинович… Форс-мажор. Отсутствует строка финансирования…

Стариковская растерянность, дрожанье выцветших губ, растрепанный шарф, нелепые уши картуза доставляли Лемехову мучительное страдание, желание уязвить, сделать больно.

– Но вы понимаете, что своей бездарной позицией вы срываете грандиозный проект государства? Вы саботируете программу величайшей государственной важности. Вы кто? Саботажник? Враг? Или некомпетентный работник, что хуже любого врага?

Саватеев молчал, топтался. В его глазах были тоска и беспомощность. В них заблестели стариковские слезы. И вид этих слез вызвал у Лемехова мгновенное раскаяние, чувство вины, которое он заглушил вспышкой гнева:

– Дряблость, разболтанность! Непонимание момента! За такое раньше расстреливали! Избавлялись от предателей и разгильдяев. Поэтому побеждали. Если вы разучились работать, если состарились в своем безделье, уступите место другим! Есть молодые и сведущие!

Лемехов задыхался, чувствуя, как мутный гнев слепит глаза. Саватеев был ненавистен, мешал ему. Мешал своими плачущими глазами, дрожащими губами, вислым, с фиолетовыми метинами носом, нелепым картузом и неряшливым шарфом. Лемехов чувствовал свою власть над ним и хотел этой властью истребить Саватеева. Согнать с земли, устранить, как источник страдания, внушавший чувство вины. И чем сильнее было чувство вины, тем ненавистнее был Саватеев, тем жарче распалялся в Лемехове гнев.

– Вы бездельник и разгильдяй!

– Я не бездельник… Правительственные награды… – пробовал защититься Саватеев. Но этот слабый отпор лишь усилил гнев Лемехова. Словно прорвалась плотина в груди, и жаркая, слепая, обжигающая лава хлынула через горло, превращая речь в булькающий клекот:

– Пишите заявление об уходе! Здесь, немедленно!

– Не имеете права… Мои заслуги… Мои годы…

– Уходите с площадки!.. Немедленно!.. Вон!