Онлайн книга «Код знали двое»
|
– Да, я тоже об этом подумала, – ответила ему, отдавая назад распечатки. – Ну и хорошо… – пробормотал он, размышляя о чем-то своем. После недолгой паузы я узнала, о чем он размышлял. – Одно мы с вами не продумали! – Что же? – Как вы вышли на Владимира Львовича? «Наверняка предложит тот же вариант, что я озвучивала его племяннику», – подумалось мне, и я терпеливо ожидала подтверждения. Но Сергей Петрович с надеждой посмотрел в мою сторону. Значит, теперь мой черед изображать задумчивый вид. Наконец меня «озарило»: – А если сделать так: я, якобы размышляя над тем, что делать с альбомом, посмотрела пометки в ежедневнике моего покойного мужа. Увидела номер телефона, рядом – пометка «марки» и имя-отчество. Решила позвонить. – Все гениальное – просто! – обрадовался Фролов. – И главное, никаких лишних вопросов. Впрочем, вряд ли Владимира стало бы интересовать… Он запнулся, не договорив. – Ну, вроде все решено, – подвел итог клиент, вставая. Встала и я, прихватив альбом. – Аккуратнее с ним, – предупредил меня на прощание Сергей Петрович, – конечно, особо ценных марок я вам не дал, но тем не менее чтобы выглядело убедительнее, пришлось кое-чем рискнуть… – Не волнуйтесь, все будет в порядке. Подарив на прощание очаровательную улыбку, я шагнула в сторону лифта. Стальная дверь лязгнула за моей спиной. * * * Моя «девятка» со скоростью краба ползла по узкому проулку. Скорость движения объяснялась тем, что проулок оказался длинным и многолюдным. Пешеходы обтекали мою машину с двух сторон. Так продолжалось несколько минут, пока я не оказалась во дворе нескольких домов. Старый квартал тотчас напомнил виденный недавно в популярном телесериале. Прямо один в один! Те же желтые стены, пятиэтажным прямоугольником обрамляющие площадь внутреннего двора. Где это снимали? В Питере, кажется. Прямо по курсу стояло несколько машин. Рядом с ними я припарковала и свою ласточку. Прошлым веком так и тянуло от этой застройки. Лишь пластиковые окна да домофоны говорили, что жители «коробок» живут в современности. На той, что нужна была мне, домофона не было. Кодовый замок имелся, но дверь, как часто бывает, была открыта настежь по случаю летней жары. А еще застопорена в таком положении с помощью кирпича. Лифту быть в подъезде не полагалось, да меня это и не очень огорчило. Широкая лестница быстро привела на третий этаж. Я посмотрела на часы – без трех минут час. Вполне можно звонить. Что я и сделала без тени колебания. Звонка, против ожидания, не услышала. Постояв немного, я на всякий случай потянула ручку. Дверь оказалась незапертой, и я зашла в квартиру. Огромный коридор и паркетный пол – вот первое, что я увидела. Затем поймала свое отражение в зеркале трюмо. Оно мне понравилось. На всякий случай поправила челку и громко позвала: – Владимир Львович! – Заходите, – раздался ответ из глубины квартиры. – Тапочки у вешалки. Я послушно переобулась и, держа под мышкой альбом с марками, двинулась по коридору. Хозяина я обнаружила в комнате справа. Облик Кушинского совершенно не совпал с моим заочным представлением о внешности этого человека. Еще до визита я нарисовала в своем воображении портрет: такой вот седой сгорбленный старик с отрешенным взором, болтающий что-то сам себе. Напротив, Владимир Львович оказался вполне статным мужчиной, с неким таким благородным шармом во внешности. Его серые глаза смотрели живо и весело, в них читался ум. – Удивлены? – заметил он, улыбаясь. – Думали, сушеную мокрицу встретите? Мимолетного смущения я скрыть не смогла и весело рассмеялась. – Не вы первая, – махнул рукой пенсионер. Тут же спохватившись, добавил: – Присаживайтесь вон в то кресло, там вам будет удобно. Насколько я успела рассмотреть, интерьер квартиры был вполне современным. Мягкое кожаное кресло приняло меня, хозяин сел напротив. – Меня зовут Владимир Львович. Вас? – Татьяна Александровна Иванова. – Очень приятно. – Взаимно. Еще задолго до того момента, как я села в кресло, меня терзала неугомонная мысль – собственно, что же мне делать? Идти по сценарию «Петров – Фролов» или же… Вот это самое «или же» пока никак не рождалось в моей голове: ни к тому моменту, как я переступила порог квартиры Кушинского, ни сейчас. А я на это очень надеялась, поскольку в этом для меня как раз и был смысл визита. – Татьяна Александровна? – Ах да, простите, – спохватилась я. Напротив сидел человек и явно ждал от меня объяснения цели встречи. Я быстро выдала байку про разбившегося мужа и оставшиеся марки. Пока я говорила, серые глаза внимательно следили за мной. Серьезно, без тени эмоций. Лишь в одном месте моего «правдивого» повествования Владимир Львович сочувственно вздохнул – когда я упомянула о кончине «благоверного». – Детей сколько? – спросил он. – Не успели, – ответила я. – Ладно, давайте ваш альбом, – протянул руку хозяин квартиры. Пока он перелистывал страницы, я внимательно наблюдала за ним. На одной он задержался и, как мне показалось, чуть нахмурился. После этого довольно бегло пробежал остальные и, улыбнувшись, вернул его мне. – Интересные марки есть, если мы сойдемся в цене, я готов купить. Но также могу предложить вам следующее: некоторые марки из вашего альбома поменять на свои. Вдобавок дам вам информацию, кому они могут быть нужны. От этого обмена, ручаюсь, в деньгах вы только выиграете. – Мне нужно подумать. Ответ был запланирован при любом раскладе нашей беседы. В самом деле – распоряжаться чужим имуществом я не могла. Он встал из кресла, достал из стенки альбом и вновь сел, поинтересовавшись: – А может, вы хотите посмотреть что-то из моей коллекции? Как мне показалось, во взгляде скользнула легкая настороженность. – Вы знаете, в марках я мало что понимаю, – абсолютно честно призналась я, – если так, ради любопытства… Я листала альбом, а Кушинский наблюдал за мной. Увидев «Салют», я невольно остановилась. – Скажите, много вам заплатил Фролов? И зачем, на самом деле, он вас послал? Вопросы должны были пристукнуть меня на месте. Наверное, мне следовало втянуть голову в плечи, подхватить «свой» альбом и опрометью броситься бежать. Второй вариант – сделать удивленно-честные глаза или обидеться. После чего с пеной у рта доказывать подозрительному пенсионеру, что он не прав. Ни один из этих путей я не выбрала. Наоборот, меня словно отпустило – потому, что не было больше необходимости врать. |