Онлайн книга «Три короба правды, или Дочь уксусника»
— Я смотрю, ваша служба у пана Секеринского движется, — ехидно сказал генерал, глядя, как капитан Сеньчуков несется вниз по лестнице. — Александр, что ты такое натворил, что даже матушке нет покоя от твоих мазуриков?! — услышал капитан Сеньчуков в трубке голос брата, спустившись в канцелярию к аппарату. — Я не понимаю тебя, Иван… — встревожился он. — Какие мазурики? — Только что я посадил мать с Верой в вагон на единственно свободные места, и в том же отделении сидел тот самый француз, которого ты в Рождество велел арестовать и который якобы украл у тебя письмо! А с ним ехал еще один субъект… — Высокий, в шубе и в очках? — воскликнул капитан. — Да, он самый. — Так они ехали в Гатчину?! А бомбы при них были? — Ты псих, Александр, какие бомбы?! Разве для того, чтобы шантажировать тебя украденным у тебя письмом, нужны бомбы? — У них было что-нибудь в руках? Саквояж? Жестянка какая-нибудь? Шляпная коробка? — Хм… Да, что-то стояло у француза в ногах… Вроде небольшой баклаги, в которых чухонки молоко развозят… — Вот! А ты его отпустил! Если с Государем что-то случится, вся кровь его падет на тебя! Капитан Сеньчуков бросил рожок с наушником и побежал в гардероб за шинелью. Влезая на ходу в рукава, он выскочил из Штаба на Дворцовую площадь и, взрывая снег сапогами, понесся на набережную к великому князю. * * * — Так что ты мне хотела сказать? — спросила генерал-майорша у Веры, едва только поезд отошел от дебаркадера. — Представляешь, что мне Настасья перед самым отъездом рассказала? — сказала та. — Арестант-то рождественский, свиное рыло, знаете кто, маменька? Тот самый учитель рисования, из-за которого папенька пострадал! — Положим, папенька твой, Царство ему Небесное, пострадал не из-за учителя, пострадал он из-за своего… Тот самый?! Да неужто жив?! — генеральша перекрестилась. Артемий Иванович еще сильнее втянул голову в телячий воротник и натянул шарф чуть не до глаз. — Жив, маменька, жив! — сказала Вера. — Вот она, старая личина! Только какая же беда новая от него идет? — А хвост у него, маменька, был? — Да, тьфу, какой же у него хвост, коли он тот учитель! Вера, достань-ка мне из саквояжа фляжку. — Маменька, а не будет вам? И так уже! — Молчи! Молчи, дурочка! Подбирается он к нам! Отомстить, наверное, хочет. Ой, голова кружится! Фляжку скорее давай. Генерал-майорша прильнула к поданной фляжке, и в воздухе расплылся запах коньяка. Артемий Иванович воспользовался тем, что она отвлеклась, и выполз в проход. Не разгибаясь и не оглядываясь, он быстро засеменил в конец вагона. Фаберовский последовал за ним. Здесь, на тормозе, Артемий Иванович объяснил поляку, кем был этот полицейский, и кто их попутчицы. — Угораздило же их сесть прямо к нам! — крякнул поляк. — И что делать, когда все вагоны набиты… Придется пану Артемию дальше сеней в вагон не проходить. Час перетерпишь. Захочешь погреться — прячься в уборную. А я пойду на место, может, они что между собой интересное скажут. Фаберовский вернулся обратно и сел на свой диван. Где-то за Александровской генерал-майорша опустошила свою фляжку и обратилась к поляку, сочтя его персону достойной для беседы. — Вы в Гатчину ко двору представляться, или по личным делам? — По коммерческим. Летом будем форелевый завод открывать, да еще у обывателей будем скупать капусту, морковь, картофель и малину. — Так, может, и у меня купите? Прошедший год отменный урожай малины был. — Купим, пани, только позже. — Так вам, наверное, летом и жилье в Гатчине понадобится? Я могу квартиру уступить по сходной цене. Дачу-то нынче дорого у нас в Гатчине снимать. — Это, наверное, было бы неплохо, пани. — Вы один проживать будете, или вы семейный? — Семейный. — И дети есть? — А то ж! Восемь душ. И ручная обезьяна на тормозах едет. — Замерзнет же! — Она привычная. Японская. — Ее можно посмотреть? — заинтересовалась Вера. — Ей Богу, не стоит, пани. — Ваша обезьяна с хвостом? — Нет. У них в Япониях все без хвостов. — Понимаю, — кивнула головой генеральша. — Некоторые обезьяны очень похожи на чертей. Те, которые с хвостами, сущие дьяволы. А без хвостов тоже хороши… Хрю-хрю! — Матушка не в себе, — ответила Вера на недоумевающий взгляд поляка. — У нас случилось неожиданное явление, страшный призрак из прошлого. Один негодяй двадцать лет назад преследовал нашу семью, посадил нашего папеньку в тюремный замок, и только потом справедливость восторжествовала и его выпустили. Все мерзавцы и прохиндеи тогда ополчились на нас. Один адвокат Сморкалов чего стоил! — Этот Сморкалов сына моего младшего, Сергея, совратил, по судейской части идти соблазнил! — зло сказала Марья Ивановна. — Мне Сергей тогда сказал: «Видите, маменька, кто настоящую власть в жизни имеет? Папенька вон сколько лет полицмейстером служил, а адвокат его несколькими правильно сказанными словами в тюрьму засадил!» Они терзают мои внутренности! — Черти? — Дети! С этими детьми одно горе. Взять, к примеру, моих. Дочка так и осталась старой девой. Молчи, Вера, разве я не права? Старший хорошую карьеру делал, войсковым старшиной для особых поручений при наказном атамане Забайкальского казачьего войска в Чите, да пострадал от собственного прямодушия: пользовался без огляду, вот и погорел при ревизии, когда губернатора, атамана наказного, в Красноярск перевели. Дело губернатор замял, но пришлось в полицию перевестись, в Одессу. А ведь был бы сейчас генералом! Если бы вы знали, сколько трудов мне стоило добиться его перевода в Петербург! Если бы не его превосходительство, Петр Николаевич Дурново, который еще моего мужа покойного знал, так бы до сих пор в Одессе помощником полицмейстера и сидел. О младшем своем, Сергее, слова хорошего не скажу. До того его фуражка меня злит — не поверите, но я даже малины в саду видеть не могу! Погодите еще, родную мать засудит! Мы с отцом больше всего на среднего надеялись, он в гвардейский полк вышел, на войне каким героем себя показал! Батальонный командир его до сих пор вспоминает: очнулся он после ранения в госпитале, и первым делом спрашивает: «Седло мое цело? Семьдесят рублей плочено!» И на подушки откинулся. Потом Его Высочество Сергей Александрович заметил Александра на красносельских сборах и покровительство стал оказывать, капитаном сперва сделал, а потом и адъютантом при штабе Гвардейского корпуса пристроил. Когда Его Высочество в Москву губернатором назначили, сын тоже с ним туда адъютантом рассчитывал отбыть, да только отговорились, будто Их Высочество своих товарищей по полку берет, а Александру здоровье может не позволить службу при их особе исполнять. Я у генерала Скугаревского интересовалась, а он, жердь длинная, только кхекает загадочно… Сколько я сил на них положила, а они, как муж у меня помер, ни разу ко мне не приезжали! Уж сколько лет прошло… |