Онлайн книга «Ошибка природы»
Прозвучал финал. Зал взорвался аплодисментами. Оркестранты вышли на третий поклон. «Ваше время истекает», — сказал мой внутренний голос. Я поднялась. Мне показалось, что в публике мелькнули три очень хорошо знакомых мне лица. Но всех троих заподозрить в интересе к классике я никак не могла, ибо от них слышала очень нелестные отзывы о моих «скрипочках». Лицемерный Воробьевский помог мне надеть куртку. Я подняла на него глаза. Он улыбался. Честное слово, такая у него была улыбочка, что меня передернуло! Мы вышли на улицу. Я остановилась и достала сигарету. Стоп! Мой карман был пуст! «Ну и дура ты, Сашка, — ругнула себя. — С твоей наивностью только в библиотеке работать! Как же ты могла его там оставить?» Но с другой стороны — куда бы я его еще дела? — Да, Саша, револьвера там больше нет, — услышала я голос позади себя. — Неужели вы думали, что, подавая вам куртку, я не проверю кармашек? Я обернулась. Воробьевский смотрел на меня холодными и насмешливыми глазами. Может быть, если бы не это его дурацкое высокомерие, я бы напугалась. Но обычно в такие моменты меня разбирает холодная злость и я начинаю переходить границы разумного. — Надо было думать, что вам хватит подлости шарить по чужим карманам, — усмехнулась я. — Моя беда в том, что я вечно думаю о людях лучше, чем они есть на самом деле. — Фотографии, — протянул он руку. — Вы грозились принести мне фотографии… — А зачем они вам? — За-чем? Он округлил глаза. — Да затем, что так надо, милая девочка. Я борюсь за ваше будущее. — Серьезно? Я рассмеялась. — Что тут смешного? Его глаза сузились. — Просто я охотнее представляю себе свое будущее без вашего в нем участия! — Потому что вам не хватает широты взглядов. Ладно, давайте не будем вести наш спор. Вы отдаете мне фотографии, и мы расходимся. Вас это устроит? — А Таня Глухарева? — При чем тут она? Я не знаю, где эта ваша Таня! — Тогда о чем речь? — пожала я плечами. — Мы собирались обменяться, разве нет? Я отдаю вам ваши бесценные «компроматы» на вашего любимого Мещерского, вы мне — Таню. Кстати, а что ж вы сами не стремитесь к власти? Ах да… Так безопаснее — управлять из-за спины. В случае чего всю собственную дурость свалите на Мещерского… Кстати, странная у вас компания. Как это вас на всех хватает? Ах да, быть лидером общества и быть свободным от общества никак нельзя… Вот и якшаетесь то с «трудовиками», то с «рерихианцами», то с наркоманами, которых потом подставляете. Это называется — «мы сидим себе, а денежки идут». — Мне кажется, вам недостает интеллигентности. — А мне кажется, что ее недостает именно вам, — парировала я. — Уж как вы в ваших книжонках корежите русский язык, с ума сойти! Что у вас там за «изгой еси молодцы»? А с историей вы уж точно не в ладах! С какого, простите, перепугу Стоунхендж князь Олег построил? Ничего странного в том, что темные массы подростков рванули за вами! Странно только, что при этом вы слушаете Вивальди! Или он тоже тайный славянин? И в его «Временах года» вам мерещатся напевы языческих славян? Надо быть последовательным! — Фотографии! Ого! Развоевался… — Только не надо приказывать, — поморщилась я. — А то я становлюсь неуправляемой! Он сказал уже тише: — Фотографии! — А на колени? — предложила я. — Давайте вы на коленях попросите! А то очень обидно, никто никогда не стоял передо мной на коленях! А ведь я этого заслуживаю! — Фо-то-графии, — процедил он сквозь зубы, и я почувствовала, как в бок мне ткнулось что-то твердое. Черт! Мой собственный револьверчик! — Какая гадость… эта ваша заливная рыба, — пробормотала я. «В такую бездну страх я зашвырнул…» — Я заору, — предупредила его. — А я выстрелю, — усмехнулся он, и я ни на минуту не засомневалась, что он это сделает. — Хорошо, но фотографии у меня дома. — Пошли, — коротко приказал он. Я обернулась. Из фойе консерватории вылетел Пенс. Наверное, Ларчик больше не мог его сдерживать. Он несся на Воробьевского, как древний рыцарь на нечестивого сарацина. Я даже замерла в восхищении! — Сашка! Зря только он закричал. Я понимаю, нервы у него сдали. Но последнее было ужасно. Воробьевский развернулся, и теперь дуло револьвера смотрело на Пенса, при этом гад Воробьевский схватил меня за шею, прикрываясь мной. — Пенс, остановись! — заорала я. Наше представление уже собрало достаточное количество зевак. Только проку от них не было совершенно. Одна тетка, правда, издала тихий вопль про милицию, но он как-то растаял в тумане. Пенс продолжал нестись на Воробьевского, игнорируя мой револьвер, отчего мне было глубоко не по себе. Выстрел заставил меня закрыть глаза от ужаса. — Сережка, — простонала я. — За-чем? Но, к собственному удивлению, вдруг обнаружила, что Воробьевский падает. Я свободна? Открыв глаза, увидела, что Пенс совершенно жив и более-менее здоров. И еще я увидела фигурку девушки. Или подростка. В темноте, знаете ли, не разберешься! Да и вообще — была ли «девочка»-то? На суде я вряд ли поручусь, что видела именно девушку. В конце концов, если мне когда-нибудь придется встретиться с Таней Глухаревой, я в первую очередь скажу ей спасибо. Но я поняла, что Воробьевский был последним. Потому что в наступившей тишине я отчетливо услышала это: — Последний, — сказала Таня, уходя в ночь… * * * Когда мы пришли и я все еще не могла отделаться от мерзкого запаха пороха, телефон надрывался вовсю. До этого я была спокойна. Но, сняв трубку и услышав мамин голос, почувствовала, что сейчас со мной точно случится истерика. — Мам? Когда же ты приедешь? — только спросила я. — Сашка, ты же большая девочка! А тут маленькая внучка, и Алиска с ней не управляется! С тобой-то ничего не случится, ты большая девочка! Я стояла, прислонившись к стене, и по моим щекам ползли слезы. Да, мама, со мной… никогда… ничего… не случается! Я и правда большая… |