Онлайн книга «Русский дом»
Маленькое чудо сообразительности вкупе с записями покойного Уолтера помогло Неду найти связь – Эндрю Джордж Макреди, он же Энди, бывший трубач-джазист, фигурирующий в списке контактов Барли, был три недели назад принят в Приют Сестер Милосердия на Харли-стрит (смотри записку карандашом миссис Макреди в Хэмпстед, номер 47 А, и лапидарную пометку Уолтера на повестке дня: «Макреди – гуру Барли в вопросах смертности»). Я живо помню, какой мертвой хваткой держался обеими руками за поручень, пока Нед вел машину на Харли-стрит. В Приюте нам объяснили, что Макреди держат на снотворных. Барли просидел с ним около часа, и они даже сумели обменяться десятком слов. Старшая ночная дежурная, только что сменившая дневную, предложила Барли чашку чая – от молока и сахара Барли отказался, зато подлил в чай виски из карманной фляжки. Он предложил капельку дежурной, но она воздержалась. Тогда он попросил позволения «сыграть старине Энди пару его любимых вещей». И тихо играл ровно десять минут, как она разрешила. В коридоре несколько монахинь остановились послушать, и одна узнала «Сентиментальный блюз» Бейси. Он оставил свой телефонный номер, а на латунное блюдо для пожертвований у дверей положил чек на сто фунтов – «для крупье». Старшая дежурная пригласила его приезжать, когда он захочет. – Вы ведь не полиция? – спросила она меня расстроенно, когда мы уходили. – Господи, конечно, нет. С какой стати? Она покачала головой и ничего не ответила, но, по-моему, в нем ей почудился беглец, прячущийся от собственных поступков. Мчась назад в Русский Дом, Нед по телефону приказал Броку составить список всех лондонских клубов, концертных залов и кабаков, где в этот вечер играл джаз, и разослать туда столько наблюдателей, сколько он сумеет найти. Для полноты я внес свой юридический вклад: ни при каких обстоятельствах ни Брок, ни его наблюдатели не должны оказывать на Барли какое бы то ни было физическое воздействие или даже приближаться к нему. От каких бы прав Барли ни отказался, право на самооборону в их число не входит, а он мужчина очень сильный. Мы приготовились к долгому ожиданию, но тут позвонила Мэри, на сей раз сплошная патока: – Нед, по-моему, вам надо бы чуточку поспешить сюда. Некоторые ваши цыплятки проклюнулись. Мы рванули на Рассел-сквер. Нед бросал машину в повороты на скорости в шестьдесят миль. У себя в подвале Мэри встретила нас ласковой улыбкой, которую приберегала для катастроф. Рядом стояла в зеленом комбинезоне ее любимица Пепси. На столе – включенный магнитофон. «Какой черт звонит в такое время?» – вопросил басистый голос, и я сразу узнал Пандору, монументальную тетку Барли, Священную Корову, которую угощал завтраком. Пауза, пока автомат глотал монеты. А затем учтивый голос Барли: «Боюсь, с меня хватит, Пан. Прощаюсь с фирмой – и навсегда». «Не мели чушь, – приказала тетка Пандора. – Опять какая-то дура запустила в тебя когти?» «Пан, я серьезно. На этот раз решено твердо. Я обязан тебя предупредить». «Ты всегда серьезен. Оттого-то ты и выглядишь насквозь фальшивым, когда притворяешься мотыльком». «Утром я поговорю с Гаем. (Гай Соломонс, семейный поверенный, имеется в списке контактов Барли.) Уиклоу, новенький, вполне может меня заменить. Крепкий мальчуган и все схватывает на лету». – Вы выяснили, из какого автомата он звонил? – спросил Нед у Мэри, когда Барли повесил трубку. – Времени не хватило, – ответила она гордо. На прокручивавшейся ленте снова зазвонил телефон. Снова Барли: «Реджи? Я сегодня решил подудеть. Приходи, поиграем». Мэри протянула нам карточку, на которой написала: «Каноник Реджинальд Коуэн, барабанщик и священнослужитель». «Не могу, – ответил Реджи. – Чертов конфирмационный класс». «А ты плюнь на них», – сказал Барли. «Не могу. Малявочки уже тут». «Ты нам нужен, Реджи. Старина Энди умирает». «Как и мы все. Каждую чертову секунду». Тут по настоящему телефону из Русского Дома позвонил Брок, требуя Неда. Его наблюдатели сообщили, что час назад Барли заходил в свой клуб в Сохо, выпил пять порций виски, а потом отправился дальше в «Ноеву арку» у Кингз-Кросс. – Ноеву арку? Какую еще арку? – Ноеву. Арка под железнодорожным виадуком. А Ной – восьмифутовый верзила из Вест-Индии. Барли сел в оркестр. – Один? – Пока да. – Что это за место? – Закуска и выпивка. Шестьдесят столиков, эстрада, кирпичные стены, шлюхи. Обычный набор. Брок считает шлюхами всех хорошеньких девушек. – Народу много? – Две трети столиков заняты, подходят еще. – Что он играет? – «Любовника». Рамирес, Дэвид и Серман. – Сколько выходов? – Один. – Пошлите троих сесть за столик у двери. Если он уйдет, держите в поле зрения, но не трогайте. Позвоните в Обеспечение и скажите, чтобы Бен Лагг немедленно подогнал свое такси к «Арке» и ждал с опущенным флажком. Ну, он знает, что делать. (Лагг был «ручным» таксистом Службы.) В клубе есть телефоны для клиентов? – Два. – Займите оба, пока я не подъеду. Он вас видел? – Нет. – Пусть и дальше так. Что напротив? – Прачечная. – Открыта? – Нет. – Ждите меня перед ней. – Он обернулся к Мэри, которая все еще улыбалась. – В «Ноевой арке» у Кингз-Кросс есть два телефона, – сказал он очень медленно. – Перекройте их сейчас же. Если у управляющего есть отдельный телефон, перекройте и его. Сейчас же. Меня не интересует, как мало людей у инженеров, перекройте сейчас же. Если снаружи есть телефонные будки, перекройте все. Сейчас же. Мы бросили служебную машину и поймали такси. Брок, как и было приказано, ждал в подъезде прачечной. У тротуара стояло такси Бена Лагга. Билеты продавались у входа – шесть фунтов без пяти пенсов. Нед провел меня мимо столика наблюдателей, даже не покосившись на них, и прошел к эстраде. Никто не танцевал. Первый ряд оркестра отдыхал. Барли стоял в центре эстрады перед раззолоченным стулом и играл под приглушенный аккомпанемент контрабаса и барабанов. Кирпичный свод над ним служил резонатором. На нем все еще был строгий костюм, и он, видимо, забыл снять пиджак. По нему скользили цветные блики, иногда ложась на его лицо, все в струйках пота. Выражение у него было расслабленное и отрешенное. Он держал длительные ноты, и я знал, что это реквием по Энди и по всем тем, кто, может быть, занимал его смятенные мысли. Две девушки, устроившись на освободившихся стульях оркестрантов, не отводили от него немигающего взгляда. Его внимания ожидал и строй пивных кружек. Рядом с ним стоял великан Ной и слушал, прижимая подбородок к скрещенным на груди рукам. Отзвучала последняя нота. С нежной бережностью, словно обрабатывая рану друга, Барли прочистил саксофон и убрал его в футляр. Аплодисментов Ной не разрешал, но зашаркали подошвы, защелкали пальцы и раздались возгласы «бис!». Однако Барли не обратил на них внимания. Он осушил пару пивных кружек, неопределенно помахал рукой и мягкими движениями пробрался через толпу к выходу. Мы последовали за ним, и, когда вышли на улицу, к нему подъехал Бен Лагг с поднятым флажком – такси свободно. |