Онлайн книга «Катынь. Ложь, ставшая историей»
|
…Что же, согласно имеющимся документам, произошло с теми военнопленными, которых не отпустили и не выслали в Германию ещё в 1939 году? Забегая вперёд, скажем, что ни в одном из сборников опять же нет ни одного, даже косвенного свидетельства о расстреле военнопленных офицеров. То ли их плохо искали, то ли искали хорошо, но нашли не то, что хотели… Так что тема собственно расстрела полностью вынесена в комментарии: мол, написано «отправили в распоряжение тов. Токарева», а понимать следует так, что убили… Почему именно так следует понимать? Ну а как же ещё-то? Это ведь все знают, и президент признал… Зато при внимательном прочтении документов находится несколько проскользнувших свидетельств о нерасстреле. И мы их непременно предъявим… …Итак, кроме трудовых лагерей для рядовых и унтер-офицеров, используемых на работах, в начале 1940 года существовали три «спецлагеря»: офицерские — Козельский и Старобельский и Осташковский. Начнём с последнего, поскольку о нём известно больше всего. Каковы его функции? Из докладной записки начальника 1-го отдела УВП НКВД А. В. Тимкова. 9 декабря 1939 г. I. Характеристика контингента В Осташковском лагере содержится на 1 декабря 1939 г. 5963 чел. Из них: полиция кадровая 5033 чел. Жандармы 40 чел. Тюремщики 150 чел. служащ(ие) КОПа 41 Осадники 27 Юнаки 8 офицеры всех категорий 263 (включая полицию и жандармерию) солдаты и мл. начсостав 127 запас полиции 169 Штатские 105 Из общего количества 5963 чел. — 1919 чел. проживали на территории, отошедшей к Советскому Союзу, 196 чел. — в Виленской области и 3848 чел. — на территории, отошедшей к Германии. Основную массу так называемого запаса полиции составляют рабочие и крестьяне, никогда ранее в полиции не служившие, а вследствие пожилого возраста или недостаточных физических данных для службы в армии приписанные к полиции. Среди солдат и мл. начсостава много из КОПа и стражи граничной. Солдаты этой категории в основной своей массе ничем не отличаются от других солдат польской армии, зато среди мл. начсостава много сверхсрочников, служивших в КОПе по 9–15 лет. Многие плютоновые и сержанты были начальниками стражниц и при их участии происходили переброски польских шпионов на нашу территорию. Наиболее разношёрстная категория — это штатские. Среди них имеются рабочие, крестьяне, адвокаты, студенты, служащие магистратов и др. Есть лица, называющие себя членами Коммунистической партии. Среди офицеров имеется значительная категория запасников, по профессии учителей, врачей, фармацевтов и т. п. Эти люди по окончании средней школы были призваны на действительную военную службу и после прохождения годичной школы подхорунжих получили звание подпоручиков запаса. Дальнейшее задержание в качестве военнопленных лиц, относящихся к запасу полиции, рядовых КОПа и стражи граничной, а также офицеров запаса из числа трудовой интеллигенции (советской территории), считаю нецелесообразным. Освобождение этих категорий следует, однако, проводить после повторного персонального опроса и проверки сомнительных лиц по местожительству, т. к. среди них есть лица, скрывающие свою действительную принадлежность к кадрам полиции и КОПа. Мл. начсостав КОПа сверхсрочной службы без тщательной фильтрации и агентурной проработки освобождать не следует. Уже из этой докладной ясно, какой контингент собирали в Осташковском лагере. Это люди, которые по своему служебному положению могли быть причастны к довоенной работе против СССР — шпионажу, переброске банд — а также к преследованиям польских коммунистов, карательным акциям и пр. Кроме того, в полицию, естественно, отбирали идеологически устойчивых граждан — а значит, настроенных резко антисоветски. На допросах они все, конечно, стали взятыми по мобилизации и аполитичными, однако следователи им не верили, и были правы. Вскоре в Осташков стали отправлять саботажников, отказников, антисоветски настроенных пленных из других лагерей. Почему туда? Всё просто: это был единственный лагерь, где работали следственные бригады НКВД. По крайней мере, в документах нет упоминаний о следствии, которое проводилось бы в других лагерях. По состоянию на 8 апреля 1940 года в Осташковском лагере находилось 6364 чел. Из них: а) офицеров армии 48 чел. б) офицеров полиции и жандармерии 240 в) мл. комсостава полиции и жандармерии 775 г) рядовых полицейских и жандармов 4924 д) тюремщиков 189 е) разведчиков и провокаторов 9 ж) ксендзов 5 з) осадников 35 и) торговцев 4 к) переведённых из быв. польских тюрем 4 л) судебных работников 5 м) солдат и мл. комсостава 72 н) прочих (проверяются для решения вопроса о дальнейшем направлении) 54 К тому времени 443 человека уже были отправлены из лагеря. Стало быть, к моменту принятия решения пленных там числилось несколько больше — 6879 человек. Что могла инкриминировать этим людям советская власть? На полицейских, жандармов, тюремщиков распространялась статья 58–13: «Активные действия или активная борьба против рабочего класса и революционного движения, проявленные на ответственной или секретной (агентура) должности при царском строе или у контрреволюционных правительств в период гражданской войны (от 3 лет до ВМН)». Сотрудникам разведки и пограничной стражи могли инкриминировать и 58–6 — шпионаж (те же меры). На отказников, организаторов «волынок» на производстве распространялась ст. 58–14 — «контрреволюционный саботаж» (от года до ВМН). Тем, кто был причастен к переброске банд на советскую территорию, светила 58–8 и 58–9 (терроризм) — очень серьёзная статья, по которой в СССР было много смертных приговоров. И наконец, для резко антисоветски настроенных пленных, не скрывавших своих взглядов, существовала самая массовая 58–10 — «антисоветская пропаганда и агитация» (от шести месяцев). Кроме того, в СССР существовал ещё контингент «социально опасных», на которых никакие статьи не распространялись, однако их тоже могли репрессировать в превентивном порядке, с учётом предвоенного времени. Следующий вопрос: если следовать логике времени, что могла сделать с этими людьми советская власть? Существует несколько более поздний документ — докладная записка Супруненко, касающаяся 1525 польских полицейских, интернированных в Латвии и Литве и после присоединения этих государств к СССР переданных в Козельск. Написана она год спустя, в марте 1941 года. Там говорится: |