Онлайн книга «Сказки старой Англии»
«Да-да, – хвалился он, – я столько раз там бывал, что и на десять шагов не ошибусь. Я скор на подъем и двигаюсь быстро: это вам и Гарольд Норвежский скажет, и брат мой Тостиг. Оба они покоятся у Стамфордского моста, а оттуда до Баттлского аббатства…» – и он опять забормотал какие-то числа и совсем позабыл о нас. «Да-а, – задумчиво произнес Де Акила. – Этот человек наголову разбил Гарольда Норвежского у Стамфордского моста, а потом чуть не разбил наше войско в Сантлейке, и все за один месяц». «Но как же он выбрался живым из Сантлейка? – спросил король. – Пусть расскажет! Тебе-то он говорил об этом, Раэри?» «Никогда. За эту историю его тоже всякий раз побивали камнями. Зато гробницы саксонских и нормандских святых он может перечислять хоть до утра». Услышав слова Раэри, старец горделиво закивал. «Клянусь душой! – пробормотал Генрих. – Даже герцог Нормандский, мой отец, увидев его, проникся бы жалостью». «А что, если они и впрямь еще свидятся?» – спросил Раэри. Хью закрыл лицо здоровой рукой. «О, зачем ты выставил его на позор!» – воскликнул он, обращаясь к шуту. «Нет, нет, – пробормотал старик и, потянувшись к Раэри, ухватился за его плащ. – Теперь он мой господин. В меня больше не бросают камни». И он стал забавляться с бубенцами, пришитыми к подолу шутовского плаща. «Отчего ты не привел его ко мне сразу, как только подобрал?» – спросил король. «Ты бы вновь заточил его в темницу, как сделал герцог Нормандский», – ответил Раэри. «Верно, – кивнул государь. – От него ничего не осталось, кроме имени, но это имя мог бы использовать кое-кто посильней, чтобы сеять в Англии смуту. Да, я бы, пожалуй, навсегда поселил его у себя в гостях – как поселю брата моего Роберта». «Я так и думал, – ответил шут. – А пока он скитался по дорогам, никому и дела не было, как он себя называет». «Я научился вовремя умолкать: еще прежде, чем полетят камни», – похвастался старик, и Хью снова застонал. «Вы слышали? – воскликнул Раэри. – Безумный, бездомный, безымянный и, если не считать моего покровительства, беззащитный, он все-таки еще в силах противиться судьбе!» «Тогда зачем ты привел его сюда, на посмешище и срам?» – вскричал несчастный Хью. «Чтобы он получил по заслугам!» – опять высунулся Вильям Эксетерский. «Я с этим не согласен, – подал голос епископ Найджел из Или. – Я смотрю и внимаю с трепетом, но я не смеюсь и не сужу». «Хорошо сказано, Или! – шут снова скорчил гримасу. – Я помолюсь за тебя, когда уйду в монахи. Ты ведь дал свое благословение на войну меж двумя христианнейшими братьями!» Он имел в виду предстоящую войну Генриха Английского с Робертом Нормандским. «Ну а ты, любезный братец, – обернулся он к королю, – не желаешь ли посмеяться над моим дураком?» Король медленно покачал головой, а вслед за ним и Вильям Эксетерский. «А ты, Де Акила?» – Раэри стремительно поворачивался то к одному, то к другому, бубенцы на его наряде звенели, и старец безмятежно улыбался. «Клянусь святыми мощами, только не я! – отвечал Де Акила, сеньор Пэвенси. – Я слишком хорошо помню Сантлейк». «Сэр Хью, вы можете не отвечать… Ну а вы, благородные бароны, доблестные воины, верные рыцари – вы, что вершите правосудие в своих владениях, – не хотите посмеяться над моим дураком?» И шут затряс своей погремушкой перед самыми носами тех двух баронов, не помню, как их звали. «Нет! Нет!» – завопили они в испуге и с дурацким видом замахали на него руками. Одним прыжком Раэри вновь очутился возле Гарольда и встал за его креслом. «Видишь, никто не смеется над тобой… Ну а кто из вас возьмется судить этого человека? Генрих Английский – Найджел – Де Акила? Отвечайте прямо и не мешкая!» Никто не произнес ни слова. Все мы, включая короля, оказались бессильны перед этим могучим чародеем в черно-алом наряде шута. «Хорошо, что вы не загубили свои души», – сказал Раэри, утирая пот со лба. И тут раздался пронзительный, почти женский крик: «Ко мне! Сюда!» – и Хью бросился вперед и подхватил Гарольда, который обмяк и соскользнул с кресла. «Ты слышал? – спросил Раэри, обнимая старика за шею. – Ни король, ни его епископы, ни рыцари, ни бароны – ни одна фигура в этой безумной шахматной игре не смеется над тобой и не осуждает тебя. Унеси же с собой в могилу хоть это утешение, о Гарольд, король английский!» Хью помог старцу приподняться, и тот улыбнулся шуту. «Доброе утешение, – промолвил он. – Повтори еще раз! Прежде я был наказан…» Раэри вновь прокричал ему те же слова, и голова старика запрокинулась. Он тяжело задышал. Найджел, епископ Или, поднялся с места и начал молиться вслух. «Прочь! Не надо мне нормандских попов!» – Гарольд произнес это громко и ясно, вот как я сейчас, а потом потянулся к Хью, нашел пристанище на его надежном плече, вздохнул, и вытянулся, и застыл. – Умер? – спросила Уна. В сумерках ее лицо казалось совсем белым. – Его счастье, – кивнул сэр Ричард. – Умереть в присутствии короля, на груди у собственного родича, благороднейшего и преданнейшего рыцаря королевской крови! Такой смерти можно позавидовать. И он пропустил ребят вперед и взял Орлика под уздцы. – Здесь налево! – окликнул их Пак, отводя дубовую ветку. Пригнувшись, они выбрались на узкую тропу, что вела через ясеневые посадки. Дети заспешили домой, но, срезая угол, с разбегу налетели на большущую вязанку сухого терновника, которую тащил на спине старый Хобден. – Ох, батюшки! – воскликнул сторож, опуская свою ношу. – Вы никак лицо расцарапали, мисс Уна? – Ничего, – Уна потерла нос. – Ну как, много сегодня попалось кроликов? – Это как сказать, – усмехнулся Хобден, вскидывая вязанку на плечо. – Боюсь я, как бы мистер Ридли нынче ревматизм не заработал. Он, бедный, все лежал в канаве да за мной подглядывал. И бывают же такие люди! Дан и Уна расхохотались. – А когда Ридли уполз, – продолжал Хобден, – кто-то и верно вздумал поохотиться в наших лесах – и давай улюлюкать гончим! Вы что ж, ничего не слышали? Спали небось, как сони? – Ой, а где же соня? Помнишь, ты нам обещал? – подпрыгнул Дан. – В домике, где ж ей быть! – Хобден залез рукой в середину вязанки и вытащил чудесное круглое гнездышко, искусно сплетенное из листьев и трав. Его загрубелые пальцы бережно, будто драгоценное кружево, раздвинули сухие стебельки, повернули гнездо к уходящему свету, и дети увидели крошечного зверька. Рыженький, пушистый, он спал, свернувшись на подстилке, так что кончик хвоста касался плотно закрытых глаз. |