Онлайн книга «Белый царь - Иван Грозный. В 2 книгах. Книга 2»
|
– Все проклятые заговорщики! – процедил сквозь зубы Малюта. – Ты можешь говорить понятней? Иван пришел в себя, лицо порозовело. – Откуда вы взялись? – спросил он лекаря. Рингер ответил: – Так Григорий Лукьянович прибежал ко мне. Приказал быстро собираться. Я спросил, в чем дело? Он сказал, что государю помощь требуется. Потом мы галопом сюда. Иван перевел взгляд на Скуратова. – А ты откуда узнал, что мне требуется помощь? – Двое моих людей померли. – Погоди, что-то я не пойму тебя. – Вспомни, государь, из Юрьева вино прислали. В подвалах замка нашли, тебе в подарок и отправили. – Помню. За обедом я отведал того вина. Хорошее, крепкое, терпкое. – А до того как тебе кубок передать, я велел двум своим людям попробовать вино. Они хлебнули. Сперва ничего, а потом мне сообщили, что эти люди померли в страшных муках. Ты в это время был уже здесь, на подворье князя Ургина. Я за лекарем. Он только взглянул на трупы и сразу же сказал – отравление. А меня словно обухом по голове! Ты ведь тоже это вино пил. Ну и рванулись мы с лекарем сюда. Слава Богу, не запоздали. – Так вино было отравлено? – Да, государь, – ответил Рингер. – Яд действует не сразу, но убивает наверняка. Я удивлен, что твой организм справился с отравой. Это чудо. – Нет, Курт, это не чудо, а прозорливость и опыт моей покойной матушки. Она с младенчества давала мне пить какую-то горькую настойку. Помню, противился, плакал. Очень уж гадкой она была. Только позже узнал, что мать давала мне понемногу яду, чтобы в теле появилась способность бороться с ним. Не напрасны были ее опасения и старания. Если бы не мать, лежать мне вместе с теми, кто помер от поганого зелья. Князь Ургин перекрестился. – Господи! Да что же это такое творится? Рингер же проговорил: – Вот оно что. Теперь мне все ясно. Прием яда в малом количестве давно практикуется не только на Западе. Твоя матушка спасла тебе жизнь. – Кто привез это вино, Малюта? – спросил князь Ургин. – Люди князя Курбского. Они и грамоту показали. На ней стояла печать наместника Ливонии. Надо бы найти тех людишек. Иван Васильевич махнул рукой. – Пустое. Их в живых уже нет, или далече они, не достать. – Тогда надо Курбского брать и везти сюда, – воскликнул Скуратов. – В пыточной избе он расскажет, как хотел царя отравить, про свои сношения с литвинами, с Радзивиллом. – Нет! – твердо сказал царь. – Андрей Курбский еще не выжил из ума, чтобы отравленное вино присылать чрез своих людей, выставлять напоказ собственную печать. Это не его рук дело. Кто-то воспользовался печатью Курбского. – Прости, государь, – не унимался Скуратов. – Но за печать несет ответственность ее владелец. – А если ее у Курбского украли? – Так он должен заявить о том. – Думаю, скоро мы получим такое заявление. – А коли это все же происки князя Курбского? Ты же сам, государь, только что сказал, как легко мог уйти от ответственности ливонский наместник. – Не верю я, что Курбский пошел на такое. – Но ты не запретишь учинить следствие по этому делу? – Тайное, Григорий. – Ну а я о чем? Конечно, тайное. Сам поеду в Юрьев, землю грызть буду, но найду заговорщиков. – Тебе в Ливонии делать нечего. Оставь это. Я передумал. Никакого следствия, ибо ничего оно не даст. Заговорщики наверняка хорошенько позаботились о том, чтобы скрыть все следы своего злодеяния. А вот то обстоятельство, что неизвестные враги подставляют Курбского под удар, очень интересно, как и странно. – Тем более надо найти этих негодяев, – стоял на своем Скуратов. Иван присел на скамье, сбросив шубу. – Нет, Малюта. Не надо тратить силы, время и средства на пустое дело. – Конечно, будет так, как ты скажешь, государь, но ты же сам говорил, что безнаказанность рождает куда более страшные преступления. А мы, получается, прощаем заговорщиков, решивших свести тебя со свету, нехристей, пошедших на смертный грех. Разве так можно? – Ты плохо слушал меня, Малюта. Я не говорил, что не надобно наказать преступников, сказал лишь, что найти их не удастся, а посему и тратить время не следует. – Тогда будем ждать новой подлости. Враги твои не угомонятся. – Угомонись ты, Малюта! – Царь повернулся к князю Ургину, улыбнулся краями тонких губ. – Вот какой гость неблагодарный у тебя, Дмитрий! Приехал, нагадил в горнице. – О чем ты, государь? Главное, жив. Вот и слава Богу. Иван поднялся. Малюта бросился к нему, желая поддержать. Царь отстранил Скуратова. – Не надо. Я здоров. – Он взглянул на Ургина. – Поеду я, князь. О чем хотел, поговорили. Ты на подворье не затворяйся, почаще приезжай во дворец. Ты мне нужен. – Да, государь. Завтра же буду. – После полудня, Дмитрий. Вчера прибыло польско-литовское посольство во главе с Хоткевичем. С утра буду принимать послов. А потом встретимся. – Хорошо, государь. Буду. – Ну и славно. Курт, у тебя есть что-нибудь от головной боли? – Да, конечно. – Дай! – Сей момент, государь. Лекарь дал Ивану Васильевичу какое-то снадобье. Кирьян принес воды. Выпив лекарство, царь пошел во двор в сопровождении Ургиных. Вскоре небольшой отряд направился в сторону Кремля. Несмотря на недомогание, царь приказал ехать не в Кремль, а на подворье митрополита. Он решил проведать Макария, хворавшего второй месяц. В сентябре, совершая крестный ход на память великомученика Никиты, владыка простудился и заболел. На подворье митрополита царя встретили по чину, провели к Макарию. Разговаривали они наедине и недолго. Глава русской церкви был совсем плох. Иван Васильевич уехал из подворья святителя в настроении плохом, озабоченном. Через несколько дней Макарий высказал царю свое намерение уехать в монастырь. Он сказал, что из-за старости и болезни больше не может исполнять обязанности митрополита. Иван понимал, что этим сразу же воспользуются его противники. Они обязательно распустят слухи о том, что Макарий решил оставить митрополию не добровольно. К этому его принудил царь, показывающий свое пренебрежение к обычаям и традициям Русской православной церкви. Если не придумают еще чего-нибудь хуже. Слухи распускаются легко, а бороться с ними трудно. Иван мог лишь просить Макария не оставлять митрополию. Он вместе с царицей и наследником вновь посетил подворье Макария. 21 декабря тот, ясно понимавший положение царя, согласился отменить свое решение. |