Книга Слепой секундант, страница 95 – Дарья Плещеева

— Помер? — переспросил Андрей.

— Да и не просто помер — тут драка была, все вверх дном. Он на полу валяется, да не один. Еще покойничек… Барин, да он живой! Погодите, я вам дверь отворю!

Дверь оказалась заложена засовом. Василиса и прочие обитатели жилища ушли иным ходом, и Скапен-Лукашка объяснил, каким именно.

Андрей вошел, и дядька подвел его к Дедкиному телу.

— Как я и говорил, — сказал Андрей. — Мы очень вовремя вернули Василисе этого мазурика. Она не пожелала отдавать ему власть и дружбу с Евгенией, а молодцы перессорились. Отлично… А другой?

— Другой — вот он. — Лукашка-Скапен осветил лицо мужчины, лежавшего на спине, раскинув руки и нога. — Недолго осталось. Эй, ты, слышишь ли меня? — присев на корточки, он похлопал Селифана по плечу.

— То-то они отсюда разбегались, как тараканы, — сказал Еремей. — Два покойника — тут хоть царскую корону квартальному подари, а замять не удастся. Все соседи крик, поди, слышали.

— Что с ним? — спросил Андрей.

— Нож под ребра, — отвечал Скапен-Лукашка. — С такой раной долгонько можно проваляться, а он детина крепкий. Селифан, голубчик, ты меня слышишь?

— Хорош голубчик. Иуда! Селифашка, сколько тебе дали, чтобы у госпожи Кузьминой угар устроил да все окна отворил? Андрей Ильич, он все слышит, да прикидывается! — Еремей был возмущен до глубины души, и, кажется, тем, что Селифашка позволил нанести себе рану и избежал его, Еремеевых, кулаков.

— Пошли отсюда, — решил Андрей. — Время не ждет.

— А этот? — спросил Лукашка.

— Собаке — собачья смерть, — спокойно сказал Андрей. — А мне за то, что пристрелю сейчас предателя, сорок грехов простятся. Все поняли?

Дядька в ужасе уставился на питомца. Но Андрей уже поднял руку с пистолетом и прислушивался к Селифашкиному дыханию.

— Селифашка, дурень, подай голос, сукин сын! Голос подай! Глядишь — помилует! — торопливо заговорил Еремей. — Глядишь, еще часок поживешь… Тебе, дураку, грехи бы замаливать… глядишь, Господь и услышит, в такую-то ночь!

— Тихо… — вдруг приказал Андрей. — Фонарь спрячьте…

Скапен-Лукашка быстро накрыл фонарь полой тулупа. Из глубины дома приближались шаги — кто-то вошел через другие двери. Все замерли. На дощатом полу возникла светлая дорожка. Раздался голос:

— Эй, есть кто живой?

Не дождавшись ответа, в комнату вошел человек с небольшим фонарем. Он осветил два тела на полу и остановился в недоумении.

— Эй! Вы живы? Артемий, жив?

Очевидно, это было подлинным именем Дедки. И Дедка, естественно, не отозвался.

Человек, судя по голосу и повадке, мужчина средних лет, склонился над покойником. Тут-то на него и рухнул Еремей, всем своим шестипудовым телом расплющив на полу.

— Держу, — сообщил он. — Лукашка, найди, чем связать!

— Погоди связывать. Может, проще пристрелить, — сказал Андрей. — Опишите, на что похож, чтоб знать, как с ним разговаривать.

— Вы чьи? — спросил пленник.

— Божьи! — рявкнул Еремей.

— Одет в тулуп, — доложил Скапен-Лукашка, — но выбрит. Еремей Павлович, повороти-ка его… Причесан по-господски, в две букольки, коли это не парик. Еремей Павлович, ну-ка, дерни!

— Парик, — сообщил Еремей. — А сам — плешивый! Может, из лакейского сословия? — он имел в виду не тех лакеев, которых растят господа из шустрых крепостных мальчишек, а вольных, что нанимаются исполнять эту должность, часто соединяя ее с камердинерской.

— Угадал! — сказал пленник. — Черт меня дернул поступить к этому господину, который и не господин вовсе! Вот теперь лежи и жди, пока пристрелят.

— Господин Бехер? — спросил Андрей.

— Он самый, ваша милость. А теперь из-за него пропадай!

— И давно ты к нему поступил?

— Да дня три всего!

— И уже знаешь, как зовут покойника? Будет врать-то, — почти миролюбиво ответил Андрей. — Это может знать лишь тот, кто имел с ним дело. А он уж давненько ни с кем дела не имел, потому как лежал раненый. А теперь говори — для чего тебя послали? И кто послал?

— Да он же и послал, господин Бехер то есть…

— Для чего?

— Кое-кто у нас пропал, думали — тут сыщется.

— Не сыщется, — с понятным злорадством сообщил Андрей. — Она, переодевшись, деру дала! И с добычей вместе.

— А ты почем знаешь? — спросил ошарашенный пленник.

— Я и то знаю, что ей госпожа Позднякова принесла. Дедка с вами честно дела вел, а Василиса сообразила, что слишком хорош хабар, — за него-то и боролась. Так своему господину Бехеру и передай. А хочешь совет?

— Хочу, — благоразумно ответил пленник.

— Как передашь — тут же улепетывай без оглядки. Бехер тебе более не господин.

— Да какой уж господин…

— Сейчас пойдешь с нами, да знай: дернешься, тут же нож в спину получишь. Дяденька, поставь его на ноги. Венецкий! — и тут Андрей, перейдя на французский язык, велел ему узнать у Савки, где сидит в санях Евгения, ожидая Василису, и всех туда собрать, но незаметно, и подогнать в то место большие сани.

— Слуга покорный! — по-французски же ответил граф и ускакал.

— Стало быть, ты знаешь, что не господин, а госпожа? — спросил Андрей.

— Как не знать…

— И думаешь за эту тайну выторговать себе помилование?

— Ваша милость разве в полиции служить изволит? — осведомился пленник.

— Считай, что так. Ты жил с этой госпожой в Рогачевом переулке?

— Да, там мне чуланчик отвели.

— А знаешь ли, что у нее есть и другое жилище?

Пленник ничего не ответил.

— Ты сейчас хочешь меня перехитрить, — преспокойно сказал Андрей. — Ты хочешь сообщить мне то, что я и без тебя знаю. Весьма разумно. Да только я таких дипломатов не люблю. И сейчас могу велеть своим людям тебя заколоть. Десятским, которые завтра по совету местных жителей сюда заглянут, все равно, о двух покойниках или о трех докладывать начальству. Соседи скажут: в доме была ругань, крики, — и молодцы. Вот и станешь безымянным трупом. Мало ли кто в Дедкиной шайке состоял? Дедка у них паспортов не спрашивал. Ну, решай.

— Есть другое жилище.

— Ты там бывал?

— Нет. Знаю только, что она по два, по три дня там живала.

— Оно в городе или где-то в окрестностях?

— В окрестностях.

— Как ты догадался?

— Гаврюшка сказал, кучер: «Выехавши из Екатерингофа, Гнедаш захромал».

— Из Екатерингофа?

— Да, ваша милость…