
Онлайн книга «За всю любовь»
![]() Тем временем на столе появляются жареные креветки с кокосовым кремом и филе трески на овощах. Судя по чистым тарелкам, которые поспешно уносят официанты, всем очень нравится здешняя кухня. Пока женщины обсуждают моду и сплетни, мужчины беседуют о торговой политике. Линда почти ничего не понимает, о чем говорят Томмазо и его коллеги. Ей и по-итальянски было бы нелегко это понять, не говоря уж о португальском. Рядом с женами этих важных шишек Линда чувствует себя, как в клетке с тигрицами. Между Томмазо и Герхардом негласная, но жесткая конкуренция, постоянное соперничество, которое читается даже в их взглядах: два доминантных самца, которые не перестают мериться силами, доказывая друг другу, кто круче. – Думаешь, сейчас подходящий момент для инвестиций? – говорит Герхард, не разжимая губ и оглядывая зал, будто опасаясь, что за ними могут шпионить. – Ну… честно говоря, я бы подождал пару месяцев, – уверенно, но осторожно отвечает Томмазо. Чтобы не упустить подходящий момент, нужно чутье и умение правильно оценить ситуацию. За долгие годы работы он уже научился понимать определенные сигналы и усвоил, как бывает легко ошибиться. – Все зависит от Центрального банка Европы, – вмешивается Мигель. – Когда они снимут с нас ярлык «плохого» государства, может быть, и иностранным инвесторам станет легче. – На это понадобится время, но уже чувствуется, что дела идут на лад, – поспешно вставляет Томмазо. Разумеется, он неслучайно приехал в Португалию, долго изучал экономическую ситуацию в стране, и к его мнению уже давно прислушивались. – Именно Лиссабонский договор убил всех: нас, Грецию, Испанию, Ирландию, – продолжает тем временем Мигель. – В 2007‑м все было совсем по-другому. – Зона Экспо могла бы стать отличной отправной точкой, – говорит Томмазо, повернувшись к Герхарду. – Не так ли? – Возможно, – качает головой тот. – Но нужно иметь четкий план. Я против поспешных действий. – Значимость любого предприятия определяется полнотой его перспектив и возможностью внести изменения по мере необходимости, – произносит Томмазо одну из фраз, которые он, кажется, выучил наизусть, как урок из школьного учебника. – С этим не поспоришь, – отвечает Герхард. Линде ужасно скучно, ей уже не терпится уйти. Она пытается зацепиться за соломинку, чтобы поддерживать разговор с тигрицами, хотя за столько месяцев уже стоило бы к этому привыкнуть на деловых ужинах и светских вечеринках. Всякий раз Линда старается найти контакт с этими людьми и все равно терпеть не может эти нудные светские приемы. Она никогда не умела притворяться. К тому же она с ходу может вычислить слабое место своих собеседников, их внутреннюю пустоту, которую они тщательно скрывают за внешней безупречностью и деловитостью. Линда никогда не стеснялась открыто высказывать свое мнение – пусть даже из-за этой черты могла прослыть стервой. Наконец подали десерт: трубочки с горячей начинкой из абрикосов и кардамона, блинчики-фламбе с ликером «Бейрао» и сорбет из маракуйи с кокосовой стружкой и множеством других ингредиентов. Линда пожирает сладости глазами, потом берет трубочку и решительно откусывает кусок. – Вкуснятина! – громко восклицает она. Потом снова впивается зубами в трубочку, из которой вытекает немного крема и падает ей прямо на платье. – Porra! – безотчетно вскрикивает она. – Puta merda! [1] Томмазо возмущен, как и все за столом, но тотчас берет себя в руки, удостоив Линду неодобрительным взглядом: – Все в порядке, милая? – Да как сказать… – Линда отчаянно пытается стереть крем салфеткой. – Может, лучше сходишь в уборную, приведешь себя в порядок? – вполголоса подсказывает он, давая понять, что она ставит его в неловкое положение. – Да, любимый… – отвечает Линда, осматриваясь в поисках туалета. – И вообще, – продолжает он шепотом. – Не знаю, где ты набралась этих выражений, но в моем присутствии чтобы это было в последний раз. Поняла? – Ты прав, прости, – бормочет Линда не очень убедительно. Она немного навеселе, но все же улавливает в его голосе упрек – и ей это не нравится. Линда понимает, что переборщила, но сейчас единственное, что ее беспокоит, – как избавиться от пятна на платье. К тому же, думает она с гордостью, раз уж она ругается по-португальски, это верный знак того, что процесс пошел и язык усваивается! Этих выражений портовых грузчиков она набралась у Исабель. Томмазо это понял, поэтому он против их встреч вне дома, но Линда, как всегда, его не слушает – и повсюду ходит с Исабель за покупками или просто погулять. На улице она и научилась тому, чему не учат на уроках. Вернувшись из уборной, она с облегчением видит, что все уже забыли о досадном происшествии. Ужин подходит к концу, и Линда дергает Томмазо за рукав, чтобы привлечь его внимание. – Может, лучше пойдем домой? – упрашивает она медовым голосом, не в силах больше ждать. – В каком это смысле – лучше? – В том смысле, что ты мне кое-что обещал… помнишь? – она соблазнительно смотрит на него. – Да? – спрашивает Томмазо и улыбается. – Да, – отвечает Линда, не двигаясь с места. – Ну, хорошо, – соглашается Томмазо и поднимается первым. – Господа, нам пора… – говорит он, собираясь попрощаться со всеми. Линда нетерпеливо вскакивает, но потом колеблется. – Ты хочешь побыть тут еще немного? – шепчет она ему на ушко. – Нет, детка… – заговорщицки отвечает ей Томмазо. – Я хочу домой, уже пора. Он и сам устает от этих деловых ужинов. Хотя Линде он в этом никогда не признается. Выйдя из ресторана, они садятся в такси. Ночью Лиссабон прекрасен – даже более красив, чем днем. Белые огни отражаются от фасадов домов и растворяются в небе, переплетаясь с лунным светом и озаряя изразцы азулейжос невероятным сиянием. Линда прижимается к Томмазо на заднем сиденье. Он крепко обнимает ее. – Тебе было хорошо? – спрашивает он, целуя ее в лоб, а потом в губы. – С тобой мне всегда хорошо. Томмазо пожирает ее пронзительно-синими глазами, в которых, впрочем, читается легкий упрек. – Только в следующий раз давай обойдемся без ругательств. – У меня как-то само вырвалось, – оправдывается она. – Милая, в этом-то и есть твоя слабость: спонтанность, – Томмазо вздыхает и прижимает ее еще крепче. – Я думала, тебе это нравится, – удивленно произносит Линда. |