Книга Краткая история цинизма, страница 36 – Александр Невзоров

Подтверждением истинности «завитушества» служат два туманных примера с проблемами каких-то безымянных гражданок и ссылка на дедушку автора, который что-то подобное слышал от «цыган», на «скаковой конюшне в России».

Причем с каждой страницей «завитушечный пафос» нагнетается, усугубляется и возводится в абсолют.

Все бы это, в принципе, было бы даже забавно, если не знать, что еще Фредерико Гризоне в 1558 году в своем трактате «Ордини ди Кавалькаре» полностью презентовал эту самую «завишушечную теорию», которая была осмеяна и разгромлена несколькими поколениями Мастеров Школы.

По сути, все, что излагает Теллингтон-Джонс как ноу-хау, довольно бесстыдно «сдуто» из «Ордини ди Кавалькаре».

Я бы сказал — сдуто бесстыдно, но неряшливо.

Если по ряду позиций текст Теллингтон-Джонс почти дословно (по крайней мере — сущностно) повторяет текст Фредерико Гризоне, то, например, в оценке завихрений шерсти на лбу — показания «завитушников» расходятся.

Гризоне пишет, что «если у лошади есть только один завиток, или вместе с ним имеется „римский эфес“ (или римская шпага, завиток в форме эфеса шпаги), наверху шеи, рядом с гривой, то она будет счастливой».

Завитки на лбу Гризоне тоже характеризует как очень положительный признак, а вот Теллингтон по данному вопросу заламывает руки. И заходится в причитаниях. Оказывается, это совсем плохо, и чем этих завитков больше, тем хуже: «С жеребцами дело обстоит по-другому — 80 % жеребцов, у которых я видела такой рисунок на голове, отличались ненадежным, иногда даже опасным поведением».

Дальше еще смешнее.

Гризоне: «Завиток на шерсти в прошлом назывался „кружочек“ (чиркьело), и это некие завинченные волоски, которые обычно образуют круг примерно с „кваттрино“, и часто такие завитки бывают длинные, более или менее похожие на перо».

По Гризоне — это хорошо.

А Теллингтон от такого завитка опять приходит в ужас.

Мотивация «ужаса» забавная — «такой завиток похож на рваный воротник, а это очень не нравится бедуинам».

Понятно, что разрывание воротника при получении очень плохих вестей — это древний иудейский обычай, но при чем здесь лошадь, ее особенности и связь между завитушкой, напоминавшей мусульманам-бедуинам рваный воротник иудеев, и дурными врожденными наклонностями лошади, запечатленными в завитушке? Непонятно.

Теллингтон гордо игнорирует эти противоречия и казусы. Ее можно понять, она очень занята. На следующих страницах она в лучших традициях американского «дамства» старательно дает поэтические названия таким завиткам, например «Чиело», «Саванна винд» и т. д.

Но принципиальных расхождений меж Гризоне и Теллингтон все же немного. А там, где они есть, адепты завитушничества всегда могут выбрать между двумя ахинеями ту, что им больше по вкусу.

Несмотря на некоторые расхождения, понятно, что здесь мы имеем дело с некоторыми, мягко говоря, «литературными заимствованиями», так как в общем и целом автором «завитушечкой» теории, просто по дате рождения и написания труда, следует признать все же Гризоне.

(Grisone Federico. Ordini di cavalcare. Pesaro Bartolomeo Cesano, 1558.)

Но бедолагу Фредерико просто обобрали, даже не упомянув о нем как о родоначальнике и основателе теории.

Получилось очень некрасиво, причем факт откровенного литературного воровства Теллингтон явно не смущает.

Не смущает настолько, что становится понятно, что здесь кое-что пострашнее простого плагиата. Здесь — то, что называется, просто «не читала». Искренне не знает.

Классику, азы иппологической истории, книгу не то чтобы необходимую, а какую-то просто неизбежную при изучении истории лошади.

Незнание подобного фундаментального труда для лошадеведа, конечно, очень экзотично.

Остается предположить, что «Ордини ди Кавалькаре» прочли те «цыгане», которые пересказали ее в России Линдиному дедушке, а уже дедушка, кое-что запамятовав и переврав по пути, — передал внучке, которая полностью авторизовала эти изыскания.

Кстати, попутно возникает естественный вопрос — а есть ли хоть какая-то реальная подоплека под «завитушничеством»?

Есть ли хоть какие-то основания расценивать эти завитки шерсти на лошадином теле как указатель на те или иные качества, пороки или достоинства, которыми можно руководствоваться для характеристики лошади?

Возможно, и есть. Но для суммации, оформления в серьезную теорию вычисления реальных закономерностей соотношения «завитков» и «качеств» — требуется многолетняя научная статистика, разработка большого количества тестов и проведение серий экспериментов с лошадьми, которые полностью освобождены от всех видов как положительного, так и отрицательного воздействия на них всех агрессивных факторов, одним из которых является сам человек.

Теллингтон же предлагает «завишушничество» в его сегодняшнем, зыбком и чисто «болтологическом» виде как руководство к действию, как реальную оценочную методику, руководствуясь которой могут быть «забракованы» (со всеми вытекающими для их судьбы последствиями) тысячи лошадей.

По счастию, «завитушная» теория Теллингтон-Джонс всерьез не была принята специалистами или содержателями конзаводов, ферм и т. д., а то конина стала бы значительно дешевле.

Впрочем, возможно, просто коннозаводческая публика не читает «очень добрых» книжек о лошадях, написанных дамами. А зря, возможно, это окончательно развязало бы им руки.

Ломброзианские экзерсисы, которые продолжают книгу, что подозрительно, тоже имеют некоторое сущностное сходство с «Ордини». Не такое буквальное, но все ж сходство. Здесь скорее соревнование в нелепостях.

Гризоне: «Лошадь с чулком на правой задней ноге — порочная и несчастливая».

Теллингтон-Джонс: «Если ноздри узкие — лошадь медленно соображает».

Гризоне: «А лошадь с чулками на левой передней и правой задней — характерна тем, что с нее легко можно упасть».

Теллингтон-Джонс: «Уши, рот, ноздри, глаза — создавали картину лошади с очень низкими умственными способностями» и т. д.

Впрочем, в книге много, со страстью и придыханием говорится и об «уме лошади», об уме и даже об… интеллекте.

«Такой рот указывает на высокий уровень интеллекта» (стр. 45). «Такой нос отражает высокий интеллект…» (стр. 44). «Лошадь с такой щекой умная» (стр. 42). «Щучий профиль указывает на развитый ум» (стр. 39). «Большие ноздри — признак развитого интеллекта» (стр. 48). «Большие мягкие внизу ноздри говорят о высоком интеллекте и о том, что лошадь много думает» (стр. 49). «Лошади с таким подбородком необычайно умны» (стр. 50). «Заостренные уши указывают на высокий интеллект» (стр. 56) и т. д. и т. п.

Такая концентрация внимания на теме «ума и интеллекта» самым естественным образом вызывает желание узнать, что же имеет в виду автор, что именно для него есть «ум и интеллект лошади» и каким образом Линда Теллингтон определяет уровень интеллекта?